Лекции по искусству. Книга 5 - страница 25
Был у Грюневальда один ученик — наш русский художник Ге Николай Николаевич. Россия имеет страсть к немцам. Неизгладимую. У России женская энергия, а у немцев мужская. Тяготеют. Невозможно как. Русские художники немцев обожали. Французы — тьфу. Все с немцев писали. Врубелю подавай одних немцев. Другое дело, что у них мало кто брал, но Ге его настоящий и большой ученик. Он и в русском искусстве отличается. Все его Голгофы. Почему он стал его учеником? А потому, что он искал этого, он страдал. Потому что родина кричала. У немцев закричать в полную силу мог только он — Грюневальд. Дюрер мог закричать? Никогда. Он, вообще, предпочитал Италию. А Грюневальд орал за всю лютеранскую Германию, за весь кошмар, который в ней творился, за всю кровь, которая в ней лилась. Вот он и есть тот самый немецкий крик реформации. И Ге был такой же — ему было жалко Россию, Христа, мужика. Он должен был орать. И надо было научиться это делать. И он научился. Ведь Россия она плачет. Плачут все. а наше дело примкнуть. Слеза святая конечно, но все-таки мы плачем и ему надо было крикнуть. Не обращайте внимание на форму моего повествования, обращайте внимание на суть. Эта картина крика. После чего немцы и стали орать. После мастера Грюневальда они больше вполголоса не разговаривали. Если вы мне назовете какого-нибудь немца, который говорит нормальной речью, я скажу: «Простите, ошиблась».
Что такое искусство? Предельно максимально-перенапряженная форма через свет и жест. Те же корни. Оттуда же и ноги растут. Отнюдь не из Италии. Именно он, вот с этим своим предельным напряжением: тело кричит, Мария просто сломалась пополам. А палец-то какой, как гвоздь и говорит: «Смотрите все! — сей человек в страдании за все человечество».
Цвета форм экстремальной ситуации. Экспрессионизм. Грюневальд и был создателем языка экспрессионизма. Немецкого. Никто-нибудь, а он. Я очень люблю именно это распятие, больше чем другое. Это просто что-то немыслимое, безвкусное.
Адски безвкусно, но при экспрессионизме полагается. А почему? Потому что они все предельно напрягают. Возьмите самую распрекрасную женщину, подкрасьте чуть-чуть волосы и все! — девка пропала. Тут остановиться надо. Вот они все время переходят за этот край. Посмотрите эту работу. Какой льется теплый, прозрачный свет. За занавесочкой она молится. Архангел Гавриил занимает собой треть картины. Он еле влезает, у него крылья не проходят, одежда не проходит. С шумом он заполняет собой все. Не то чтобы прийти, как у итальянцев. Он у них говорит так: «Здрасте, вам всем. Вы позволите?». А здесь никто никого не спрашивает. Он врывается с шумом, вихрем, ураганом. Цвета какие у него! Чтобы какой-нибудь художник когда-нибудь взял этот тон — ядовитый, да поместил его с красно-сливовым? Удушиться можно, а этот пожалуйста. Ему полагается. Он подчеркивает его агрессивность, активность. И пальцы его такие же. А она такая тихая, лицо низом, плоское, совсем никакое. Растрепанные волосы. А кто она? Да никто. И что теперь с этим делать? А кто ее спрашивает? Максимальная драматургия: вихрь вошел в этом желто-сливовом одеянии, а здесь все красное и и она такая маленькая, зажатая, уродская.
«Штуппахская Мадонна»
Какая замечательная, просто удивительная часть изумительного алтаря. Это шедевр, которым надо заканчивать. Фрау, которая ни к чему не была готова. А ребенок растет, она его из себя вынула, искупала, вот тут даже горшок детский — все атрибуты на месте. И она его поддерживает на руках. Она пальцами тонкими поддерживает и как она смотрит на него неотрывно, какие ее переполняют чувства, какое ликование идет. Ликование небес. Небеса-то как ликуют, просто свет открылся и там льется божественный свет: неестественный, необычный, литургический. И ангелы играют, но как они играют, выводя мелодию торжества. Какое у него личико. И тут какой-то элемент такой — готика на готике. И это все изображение чуда, изображение великого события. Чудо мира, света и цвета. Такого ликования души, что никакой музыкой не перебить. Как бы она не играла, как бы свет не сиял — невозможно выразить, потому что это запредельно. Потому что Грюневальд — основоположник особого стиля, основоположник мирового живописного немецкого экспрессионизма. И все, что идет вслед за этим словом имеет отношение к максимальной формулировке. Он был великим немцем, величайшим человеком своей эпохи и самым большим немцем из всех немцев. Он создал путь немецкой изобразительной культуры. До 15-го века она была Средневековой, но с особым привкусом: графическо-ювелирным. А здесь мастерство и гениальность.
