Лекции по искусству. Книга 1 - страница 50

Когда я училась, то можно сказать знала о многих художниках, но вот о Сомове — ничего. Такого художника просто не существовало. Почему? А потому что юноши уже пели другие песни, а женщины носили другие платья, и задача искусства состояла в том, чтобы показать, чем живет страна сегодня. А что там было 20 лет назад?.. Меняется все. И с голландцами так же. Они уже не были католическими художниками, они примкнули к протестантизму. Изменилась роль искусства. Когда моя дочь, а ей тогда было лет шесть, прочитала Тома Сойера, она сказала: «Мне очень не нравится Том Сойер» и все про него рассказала, какой он хитрый, ушлый и жадный, а Фин ей очень понравился и, глядя на меня с отцом, добавила: «Я выйду за него замуж, а если не получится, то за индейца Джо», чем очень нас расстроила (смех). Уже тогда понимая своей маленькой головкой, что будет сопротивление родителей по поводу индейца, она упрямо пробурчала: «Все равно выйду, что бы мне не говорили». Вот у голландцев было искусство для взрослых Сойеров. Это было искусство, воспевающее обычные житейские ценности. Они были потрясающими мастерами. Натюрморт с ежевичным пирогом. Около него можно простаивать часами.

Они показывали на своих картинах мир, переполненный всем, что принадлежит непосредственно тебе, а не кому-то далеко от того места. И этот пирог должен принадлежать тебе. И часы, чей звук можно послушать, тоже принадлежит тебе. Они пишут эти вещи. Но это не только мир потребления, это блистательные композиции. При этом ни один предмет не должен закрывать другой. Все должно быть, как на витрине. Один предмет продает другой. Витринное искусство. Вот я куплю себе такой красивый и богатый натюрморт, правда, я еще так не живу, но через девять лет я буду так жить! Это очень высокие эстетические нормы жизни. Такой жизненный аппетит. И я говорила вам в прошлый раз, чтобы вы запомнили — в этом есть патетика спокойной обывательской жизни, даже, когда портреты носят натюрмортный характер. Забудьте войну, революцию, голод, весь этот кошмар, этот пепел, давайте жить нормально, чтобы улицы, полы и одежда были чистыми. И жизнь они описывают многогранно, именно так, как хотели бы жить сами: девушки вышивают или читают, продают молоко, мамочки купают детей. Все очень жизненное.

У них нет дождя в картинах. Был у них там один художник, просто негодяй какой-то — писал плохую погоду и кладбища. А в остальном красота такая, что нет сил, хотя тоска берет. Эта культура была ремесленная, требующая больших навыков, ясности и четкости.

Религиозное изображение в протестантской культуре уникально. В храмах находится не иконы, а гербы тех богатеев, которые жертвуют деньги. Церковь не имеет церковного заказа на картины и в умах царит ясность. Зато есть маленькие красивые картины, заказанные простыми гражданами Голландии.

В Амстердаме, в музее, висит портрет: парень лет 12–13, перекормленный, как поросенок, наследник какого-то состояния. На нем атласный камзол, плащ такой богатый, подбородочек валиком, лапы толстые и держит у груди лайковые перчатки, то ли не налезают, то ли носить не умеет и пузо вперед. Видно, как его любят. Самое замечательное в том, что такое мог заказать любой, вопрос был только в деньгах. Конечно на 10 гульденов вы такой портрет заказать не сможете.

Питер де Хох всегда писал интерьеры. Лондонцы в Национальной галерее из его картин про интерьер выстроили настоящий голландский дом. Вы подходите к окошкам и смотрите. И такое впечатление, что вы живете в этом доме. Целый голландский мир. И принцип такой же: ни один предмет не должен мешать другому. Каждый при наличии денег мог позволить себе иметь своего Питера.

Питер де Хох

Питер де Хох

Питер де Хох

Кстати, у нас в России самая большая коллекция голландских художников в мире. Помните, почему? Благодаря Петру I. Он мечтал при своей жизни увидеть Россию такой же, как Голландия. Ему этот вирус ввели в Лефортовой слободе. Чтобы пол был в плиточке чистый, детки в передниках, умывались каждый день, булочки пекли. Он не переносил духоты, щек, намазанных свеклой, он от этого сознание терял. А Голландию он обожал, тем более, что учился там корабельному делу. Голландия была его утопической социальной моделью. Социальными утопистами в России всегда были правители, а не интеллигенция. У них была масса идей. Всю страну сделать христианской. Бороды сбрить. Если не завтра, то через месяц. Он хотел со своей утопией перепрыгнуть из России русской в Россию голландскую и сломать русское сознание. Проснуться утром и — ура! — мы живем в Голландии. Эксперимент. В России не бывает эволюции, она двигается благодаря дискретным толчкам. Отсюда неизжитое допетровское языческое начало.