Мадер как-то застал Леопольда копавшимся в его бумагах на столе. Увидев раскрытым свой дневник, встревожился: «Неужели...» — поделился подозрениями с Агатой, но та только вздохнула и заплакала...
Кто-то позвонил в дверь. Черкез открыл, и все увидели возникшую в дверях стройную фигуру Леопольда в новенькой, с иголочки форме гитлерюгенда. Фюрст поздоровался с ним как с равным, панибратски похлопал юношу по спине. Их частенько видели вместе — Леопольд катает Фюрста на своей, то бишь на отцовской машине.
— Ты, Вилли, оставайся! — Агата, завидев сына, заторопилась. — Я поеду с Леопольдом, устала что-то... — Стараясь скрыть свою хромоту, вышла с сыном из столовой, оставив после себя стойкий запах дорогих духов.
— Как от покойника, — поморщился Фюрст. — Не переношу, когда от бабы духами или цветами пахнет.
— Лучше, если от нее разит псиной или шнапсом? — съязвил Мадер. — Или карболкой? Цветы и духи делают женщину поэтичнее, привлекательнее.
— Где уж нам, мясникам да лавочникам, понять такое? — Гестаповец хотел едко усмехнуться, но не получилось — мелкие желтые зубы, изъеденные кариесом, оскалились, вышла жалкая гримаса.
Фюрст смолк, когда в дверях с толстой книгой появилась Урсула. Все с интересом стали разглядывать красочные иллюстрации «Путеводителя по Лувру».
— Я ее знаю назубок, — похвалялся Фюрст. — Столько лет она у меня! — Оберштурмбаннфюрер, конечно, умолчал, что книгу дальше седьмой страницы он так и не осилил.
— Этим шедеврам цены нет, — Мадер снял очки, протер стекла замшей. — Сожалею, что ни разу в Париже не бывал...
— Я бывал, но в Лувр не заходил. Зачем? Есть же путеводитель. Не вы один, увидев книгу, вздыхали: — «Ах, талантливо! Гениально! Это Леонардо, это... как его? Рафаэль!..» А что стоит гений, талант, не будь сильных мира сего, их денег? Не объявись флорентийский купец Франческо Джокондо, не родился бы портрет Моны Лизы. А ведь ваш Леонардо лишь исполнял заказ, нарисовал портрет супруги купца. Ради денег!.. Вот что стоит ваш талант! Так почему же нас иные презрительно называют аристократами тела? — Фюрст выразительно глянул на Мадера. — Деньги и власть порождают дух, заставляют шевелить мозгами, двигать руками, ногами. А вы мните из себя аристократов духа!
— Таланты, я бы сказал, гениев духа знали Древний Рим и наша добрая, старая Германия. — Мадер не подал виду, что понял прозрачный намек Фюрста. — Гомер или Аристотель могли родиться раньше или позже, независимо от власти, независимо, кто у ее кормила. Осыпь меня с ног до головы золотом, я не срифмую даже две строки и ничего путного не нарисую. Бог не одарил таким талантом... Гений — это искра божья, не зависящая от власти предержащих, хотя и деньги — сила не последняя.
— То-то и оно! — довольно блеснул глазенками Фюрст, поглядывая на молча сидевшего Ашира, будто ища у него поддержки. — Над гением непременно должна быть власть, иначе он останется без хлеба и денег,
— Власть должна беречь, лелеять таланты, а гениев тем паче. Думать, как жизнь им продлить, чтобы они служили во славу Германии...
— Лес рубят — щепки летят! Стоит ли ради одного пачкуна, именуемого талантом, приносить в жертву разумно продуманную программу выключения неарийских народов?
— Однако какое дьявольское словечко — «выключение»!
— Наше, нацистское! Выключить, значит, так обработать человека, чтобы он предал забвению свои убеждения, происхождение, даже собственное «я».
— Конечно, война есть война... Не могу понять одного: зачем сжигать леса, палить из орудий по Эрмитажу, бомбить Кремль? Какая надобность в разрушении исторических памятников? В случае нашей победы они будут лишь подчеркивать величие деяний немцев.
— Вы, майор, осуждаете рейхсмаршала Геринга? Приказ наци номер два? Вы не согласны с его утверждением, что у большевиков ни один памятник не представляет исторической ценности?
— Оставьте, Фюрст, вы не на собрании! Меня заботит будущее Германии.
— Хотите сказать, что рейхсмаршала это вовсе не заботит?
— Поберегите, Фюрст, свои выводы для очередного... отчета. — Мадер чуть было не сказал «доноса», но сдержался. — Хлеб и зрелища нужны всем, будь это немцы или англичане. Всех нас одинаково волнуют и Рафаэль, и Венера Милосская. Почему мы, подобно варварам, разрушаем эти ценности? Кому мешали церкви, храмы, костелы Украины, Польши? Не лучше ли, если бы они нам служили? Оглянитесь на великую историю Германии. Нибелунги, блеск и величие тевтонцев, рыцарских орденов... Вот что достойно подражания! Даль веков овеяла наше славное прошлое романтикой. На этом надо учить молодежь, немцев, всех, кто встал под наши знамена.
