За год до нашего прибытия к Аче туда подошел наш соотечественник и компаньон мистера Хокинса капитан Ловелл, чтобы сбыть негров. Сеньор Кастельянос запретил торговлю. Ловеллу, как обычно делают наши корсары, следовало припугнуть испанца, а то и напасть на город. Все бы и уладилось. Но, как утверждал потом капитан Ловелл, среди экипажа имелось много больных, припасов почти не осталось, негры околевали с голода. Чтобы избавиться от них и в надежде получить хоть что-нибудь, негров спустили на берег. Кастельянос не дал ничего. Ловелл же не захотел терять немногих еще здоровых людей и время. Он ушел из Ачи. После этого Кастельянос возомнил себя победителем. Надо думать, послал соответствующую реляцию «Его Католическому Величеству», провались он к дьяволу.
Мы стояли у Ачи. Флагман отправил коменданту парламентера. Он отказался вести переговоры. Три жалкие пушчонки его крепости уставились на наши корабли. Он заслуживал наказания за одну свою спесь. Но нам требовались стоянка, ремонт, вода, припасы. Главное — необходимо было продать как можно больше негров. Не зря мы их ловили, да и кормить их было уже почти нечем. Словом, как у капитана Ловелла. Но с нами был мистер Хокинс, и нас было значительно больше.
Утром 10 июня, до наступления жары, около 200 наших парней подошли на шлюпках к берегу. Испанцы не мешали высадке. Боялись оказаться под огнем наших орудий. Они укрылись за временным укреплением на подступах к городу. Кастельянос в это время еще с 20 всадниками гарцевал на коне в отдалении. Перед тем как мы бросились в атаку, наши корабли дали залп по укреплению. Все застлало дымом. Когда первые смельчаки взобрались на завал, то в редеющем дыму увидели испанцев, опрометью бежавших к городу. Правда, их было не более ста человек. Это считая негров-рабов и индейцев, которым они не доверяли огнестрельное оружие. Но в таком случае не мешало иметь поменьше гонора. Верно я говорю?
Никто рассказчику не ответил. Все соглашались с ним, да и вопрос был чисто риторический. Выражение их лиц говорило: «Не тяни, что дальше?»
— Бежим за испанцами. Солнце уже печет, доспехи, как тиски. Капитан торопит. Испанцы добежали до города все же раньше нас. Но встать на боевые посты не успели. Видя, что мы рядом, пустились дальше, оставив город в наших руках. Бежали так быстро, что мы успели захватить только одного солдата, да и то раненого. Ну, естественно, бросились по домам. Не тут-то было. Все заранее унесли, сукины дети, и сами все ушли, и сеньорит своих увели. В отместку мы подожгли их вонючие гнезда.
Капитан послал к коменданту нового парламентера. Мы потом узнали, что самые знатные сеньоры Ачи — их каменные дома все же уцелели во время пожара — уговаривали Кастельяноса начать переговоры, боясь, что мы сожжем и разрушим все дотла. Тот уперся, как баран. Неизвестно, что бы мы делали в этой проклятой Аче, тлеющей под невыносимым солнцем, если бы раб самого Кастельяноса не перешел на нашу сторону. Не знаю точно, как там было дело, но знаю, что за обещанную свободу он согласился провести наших людей к месту, где скрывались ачинские обитатели и где была спрятана городская казна.
Шли ночью, через лес, не очень доверяя проводнику, ожидая подвоха. Но негр сдержал свое слово. Мы застали спящий лагерь. В нем — женщины, старики и дети. Под одним из навесов стояли обитые железом сундуки. Полусонных стражей смели в одно мгновение. Сбили с сундуков замки…
Рассказчик замолчал, прищурил глаза, то ли вспоминая, то ли желая показать, как слепил глаза тот нестерпимый блеск, который в свете факелов отбрасывали сокровища.
— Золото, жемчуг, серебро, драгоценные камни!
Вот ведь повезло этим испанцам, в их руки попала страна, где они каждый год без всякого труда собирали золотой урожай. Действительно золотой!
Когда семьи испанцев и их казна оказались в наших руках, сеньор Кастельянос уступил. Начались переговоры. Мистер Хокинс обещал вернуть захваченную казну и пленных, если комендант разрешит торговлю. Кастельянос колебался. Но выхода у него не было. Он принял условия и сам купил 20 невольников. Всего мы их продали 200. Об этом, как и о своей покупке, комендант королю, наверное, не сообщил. Да и все дело представил наверняка как свой новый подвиг. Потом говорили, он, ссылаясь на пожар, выпросил у короля деньги на восстановление города.
