Легенда, утопия, быль в ранней американской истории - страница 13
Мендоса присутствовал на роскошном обеде в Дептфорде (там стоял корабль Дрейка), устроенном на награбленные у испанцев деньги, а также на театрально разыгранной церемонии посвящения пирата в рыцари. Члены Тайного совета предлагали послу взятку, чтобы тот умерил гнев своего повелителя. Мендоса отверг оскорбительное предложение, однако спокойно. «Он не угрожал, он не так глуп», — записал один из придворных.>{9} Выход чувствам Мендоса дал в своих донесениях королю, настаивая на необходимости покарать Англию. Он получил ответ, в котором указывалось, что король не видит возможности из-за случая с Дрейком прерывать отношения с английским правительством, раз уж пирата не застигли на месте преступления.
Решительность Елизаветы и сдержанность Филиппа объяснялись прежде всего положением, создавшимся тогда для Испании в Нидерландах.
Очень долго испанская армия считалась лучшей в Европе, а испанский флот господствовал на морях. Разгром Хокинса лишний раз напомнил англичанам об опасности столкновения с силами Филиппа II. Но в 1572 г. против испанского господства в Нидерландах восстали местные патриоты — гёзы. В войне с ними Испанию преследовали многочисленные неудачи. «Морские гёзы» контролировали Ла-Манш и Па-де-Кале, препятствуя действиям испанского флота на подступах к Англии. 23 января 1579 г. северные провинции Нидерландов заключили в Утрехте унию, что было прологом к объявлению независимости.
Испанская казна с трудом выдерживала бремя бесконечных военных расходов. Филипп II не был заинтересован увеличивать число своих противников, к которым, кроме гёзов, принадлежали протестантские князья Германии и Франция. Кругосветный поход Дрейка убеждал в том, что война с Англией могла быть весьма опасной для испанских владений в Новом Свете и пополнявшейся оттуда казны. Филипп II предпочел усилить охрану своих заморских колоний, а не вести войну с Англией — в Европе и Америке.
Безнаказанность окрылила Елизавету и ее «морских псов», понимавших, что при чрезмерной распыленности испанских сил всегда найдется брешь, через которую можно проникнуть в западное полушарие. Их не отрезвила даже внушительная победа испанского флота над французским у Азорских островов в июле 1582 г. «Появились новые „звезды“ морского разбоя — Мартин Фробишер, Кристофер Карлайл, Томас Кавендиш, Ричард Хокинс (сын Джона Хокинса), Джон Берроуз, Томас Феннер.
В открытое море вышли пираты-джентльмены, люди голубой крови: Джон Клиффорд, граф Камберлендский, Уолтер Рэли — фаворит Елизаветы, Уильям Сесил — внук канцлера Ее Величества лорда Барлея, Фрэнсис Ноллис — шурин графа Лейстера.
Десятки кораблей бороздили морские дороги Атлантики».>{10}
Тогда же в английской литературе появилось имя Гаклюйтов — летописцев английской морской славы, апостолов колониальной политики любыми средствами, в любом направлении, но прежде всего в Новом Свете. Ричард Гаклюйт Старший, юрист, написавший «Заметки о колонизации» (1578), был духовным отцом и наставником Мартина Фробишера, возродившего идею о достижении Китая северо-западным путем. Три попытки последнего осуществить эту идею окончились неудачно (1576–1578), так же как намерение основать колонию в том месте Баффиновой Земли[12], где, как он ошибочно полагал, имелись залежи золота. «Главный адмирал всех морей, озер, земель и островов, стран и мест, вновь открываемых, особенно в Китае», вернулся к пиратскому промыслу.
Постигшая неудача и понесенные убытки не остановили англичан. Фробишер составлял новые проекты путешествий. Дрейк, «мастер грабежа», как называл его Мендоса, обдумывал новые морские экспедиции. Математик и космограф Джон Ди обосновывал английский приоритет в открытии Америки, ссылаясь не только на Каботов, но также на короля Артура и на принца Мэдока из далекого Средневековья. Приверженцы колониальной политики в окружении королевы собирали сведения о Новом Свете. В 1582 г. они услышали о Дэвиде Ингрэме — первом англичанине, который познакомился с американской землей, не только наблюдая ее с борта корабля во время коротких стоянок[13]. Был отдан приказ найти моряка. Так он оказался перед Уоллсингемом.