Послышались крики – Витень добрался-таки до березы, а затем – и друзья-погодки Зарко – смуглый черноокий Настай да кругленький смешной Горшеня – приблуда, принятый в род… гм… четыре лета назад.
– Эгей, Зарко! Чего встал?
– Да коса…
– Так делай быстрей!
Зарко и так делал. Снял обломок лезвия, убрал аккуратно в висевшую на пояске плетенку, где лежал брус для заточки, насадил новое… Да вновь пошел косить – куда денешься? Не последним пришел, но и далеко не первым. Встал, устало привалившись спиною к березе, смотрел, как девчонки расстилают на свежем пожне платки, раскладывают перекус – ржаные лепешки, пойманную вчера и запеченную на углях рыбу, баклажки с квасом. Да, не заметили, как и обед…
Витень подбоченился, потеребил усы, глянул на Тарховых:
– А ну-ка, идите сюда, девы! Помните, что обещали?
Девчонки посмеялись, да вдруг скопом набросились на парня, завалили в траву, целуя:
– Не тошнехонько ли тебе, Витенько?
– Ой, не тошнехонько, девы! Ой, хорошо.
«Хорошо ему, – с обидой подумал Зарко. – Эх, если бы не коса…»
– А ты что же куксишься? – подошла к нему Заринка, взяла за руку. – Чего есть не идешь?
– Не хочется…
– Ага, не хочется, как же! – девушка улыбнулась. – Небось, завидуешь Витеню?
– Больно надо!
Заринка улыбнулась, в блестящих – как звезды! – глазах ее на миг отразилось солнце. Зарко почему-то сразу почувствовал себя куда веселее…
Перекусили, и вновь за работу – сенокос ждать не будет. Это сегодня хорошо – ведро, а завтра вдруг да зарядят дожди? Что тогда делать?
Вторую половину дня уже никуда не гнались – работали ровно, весело. И руки уже взмахивали косою, словно сами по себе, и песни пели чаще, шутили, смеялись – особенно когда солнышко уже склонилось к закату.
Вот уже и окончена работа, пролегли по лугу длинные тени росших невдалеке деревьев, вечерело, но темноты не было – тех, кто постарше, до сих пор удивляли светлые ночи, а вот молодежь привыкла быстро. Вроде и утомились все за день, а вот, поди ж ты, побежали вприпрыжку к реке, на ходу скидывая рубахи. Поднимая брызги, кинулись в прохладную воду, смывая пот, зной, усталость. Смеялись, что-то кричали, дурачились – все разом: дети, молодые парни и даже степенные мужики, женщины купались в стороне, за плесом.
Старейшины – благообразный Тарх и кругленький, лысоватый Ведогаст, – сидя на берегу, с улыбкой смотрели на реку и с тревогой – в небо. Не нравились им собиравшиеся на горизонте тучи. Эх, еще бы денька три постояло ведро, уж хватило бы, закончили б сенокос, сметали стога, а уж дальше пусть бы дождило – влага нужна посевам… Но, пусть три дня будет солнышко.
– Я помолю о солнце богов, – неслышно ступая пожнею, к старейшинам подошел Брячислав, не совсем обычный общинник – ведающий священную волю. Еще не старый, кряжистый, крепкий, с густой светло-каштановой бородой и приветливым взглядом, он, как и все, обрабатывал землю, вместе со всеми ходил на охоту или расчистку пашни, но все знали: Брячислав умеет говорить с богами, как умели его отец и дед.
– Да, помоли, – согласно кивнул Тарх. – Мы все тоже помолим. Думаю, неплохо было бы принести жертву.
– Трех белых куриц, – поддержал Ведогаст. – Боги будут довольны.
– Как на вашей стороне? – поинтересовался Тарх. Брячислав был старшим покоса на том берегу реки.
– Косим, – с улыбкой откликнулся жрец. – За три дня должны бы управиться.
Тарх кивнул:
– Вот и мы – за три. Что там, в урочище, не вернулся еще отряд?
– Нет. – Брячислав покачал головой.
Несколько дней назад в заречном урочище кто-то, убив пастушат, угнал пасшееся невдалеке стадо, поэтому старейшина – а Тарх считался главой не только своего рода, но и всего племени Птицы, – и решил послать туда небольшой отряд. Пока посланные не вернулись.
– Рано еще, покуда туда добрались, покуда там, покуда обратно…
– Так, – согласился Тарх. – Ты-то сам как мыслишь? Кто бы это мог быть? Неужто люди Волка? – Лицо старейшины вдруг напряглось, стало задумчивым, злым… – Неужели нагнали?
– Люди Волка напали бы на селение, – негромко возразил жрец. – Как они всегда и поступали раньше. Зачем им угонять скот – не так много там было коров, чтоб ради этого раскрывать себя. Нет, думаю, это кто-то из лесного народа. Весяне!