Ледяная могила - страница 9

Впоследствии профессор Макдуф устремил свои исследования почти исключительно на восстановление животных тканей, и его открытия в этой области были так же важны и приобрели такую же славу, как и его прежние работы. В своем труде о переливании крови он пролил свет на зарождение и созидание красных кровяных шариков и подал надежду на возможность исцеления многих болезней путем замены части крови у человека кровью человекоподобных обезьян.

И в области хирургии его труды были не менее, если не более значительны и важны. Он первым отважился на опыты заживления сердца путем наложения швов на его разрывы и таким образом ввел сердце, к которому хирурги не осмеливались подступиться со своими инструментами, в число органов тела, не совсем недоступных применению хирургических методов.

Что касается, наконец, последних работ Макдуфа касательно пересадки артерий и переноса органов из одного организма в другой, то ими он открыл в медицине такие области и горизонты, о которых до него никто не отваживался и мечтать».

Никого не удивляло, что знаменитый ученый с таким рвением и в таком широком масштабе устраивал свою походную лабораторию. На протяжении всей его долгой жизни наука была господствующей страстью Макдуфа. Что же удивительного в том, что он предвидел во время своего рискованного странствования долгие часы невольного досуга, которые не желал терять даром?

В астрономы экспедиции Макдуф избрал молодого Уильяма Паттена, сына директора филадельфийской обсерватории. Зоологические работы экспедиции он вверил такому же юному ученому, Джемсу Гардинеру. Сначала Макдуф колебался принять Гардинера: это был хилый, хворый молодой человек; но он сам усиленно напрашивался, да вдобавок за него просил президент географического общества, Пертридж.

Ботаником экспедиции был назначен Джустус Квоньям. Это был один из самых блестящих выпускников пенсильванского училища естествоведения, — богатырь 28 лет, страстный спортсмен, дышавший силой и здоровьем. Бедняга потерпел какую-то тяжкую любовную неудачу, не знал, куда деваться от тоски, и был рад-радехонек уплыть за тридевять земель от тиранки и мучительницы его сердца.

— Поедемте с нами, — сказал ему Макдуф, хорошо знавший его самого и всю его семью. — Путешествие наверняка будет для вас целительно, — добавил он, намекая на сердечные горести молодого ученого. — Притом, вы говорите по-испански, а для нас это очень важно, потому что я хочу захватить с собой из Буэнос-Айреса тюленелова, который видел ледяную могилу моего сына: он поможет нам отыскать ее. А среди нас никто другой испанским не владеет.

Едва Макдуф покончил с выбором персонала своей экспедиции, как пришло письмо от одного арматора и судоторговца из Балтимора, состоявшего в числе членов филадельфийского географического общества. Он предлагал приобрести у него за 50.000 долларов судно, казалось, нарочно сооруженное и приспособленное для предстоявшей экспедиции.

Через четыре дня судно было приобретено и деньги уплачены.

Было решено тронуться в путь не позже 1 августа, чтобы поспеть в южное полушарие к тамошней весне и всю экспедицию закончить летом. Тем временем еще надо было приобретенное судно приспособить к новому назначению, снабдить инструментами, провизией. А между тем, начался уже июнь. Лихорадка спешных сборов мало-помалу заразила всех участников экспедиции. 30-го июня судно уже стояло в Филадельфии у набережной Рошамбо и экипаж его был весь набран. Он состоял из опытных моряков, людей сильных, обладавших железным здоровьем. Старый Макдуф самолично исследовал, выслушал и выстукал каждого из них.

5 июля на корме судна было начертано его новое имя: «Эмма Пауэлл. Филадельфия».

Старый Макдуф проявлял деятельную неутомимость, поразительную для его преклонных лет. Он все осматривал, все проверял, во все вникал сам и то и дело указывал на разные мелкие ошибки, упущения и недосмотры, требуя их немедленного исправления. Особенным его вниманием пользовалась биологическая лаборатория судна, и это всем бросалось в глаза, особенно же Эмме, которая все время почти безотлучно находилась при нем. Ее даже несколько удивляло это, по-видимому, ничем не оправдываемое рвение к благоустройству той составляющей экспедиции, которая, по словам самого же старого профессора, стояла на втором плане. Разве основной задачей экспедиции не было обнаружение трупов Джорджа и его спутников и доставка их из ледяной могилы на кладбище родины? Какое же место в этой задаче отводилось биологической лаборатории, приспособленной ко всем требованиям современных научных методов, богато, изобильно и заботливо снабженной всем необходимым?.. Очевидно, у старого профессора заговорила исследовательская жилка, и, располагая средствами, он тешил свое старое сердце ученого. Ему хотелось и в дороге чувствовать себя, как в собственном университетском рабочем кабинете. Посреди его судовой лаборатории возвышались даже неведомо зачем два операционных стола!..