На следующее утро она с тяжелым сердцем поднялась в ожидавший ее паланкин.
— Довольно убогий, — сердито пожаловалась Кэт. — У вас не найдется ничего получше для миледи, сэр Генри?
— К сожалению, нет, — ответил тот, вскакивая в седло. — Поехали, нужно спешить. Вперед!
То же повторялось в каждом городе и селении, через которые они проезжали. Слух о прибытии Элизабет опережал их, и повсюду, к негодованию сэра Генри, ее ждали люди, которые благословляли принцессу, бросали в паланкин цветы и восторженно провожали ее аплодисментами.
— Боже, благослови Элизабет! — кричали они. — Да здравствует наша принцесса!
Воин, ехавший рядом с паланкином, наклонился в седле.
— Они любят вас, миледи! — восхищенно заявил он.
Элизабет улыбнулась ему, уже успев понять, что друзья могут неожиданно найтись где угодно, даже среди тюремщиков.
Ей вдруг пришло в голову, что любовь и преданность народа могут помочь ей избежать печальной участи. Она никогда прежде не осознавала силу общественного мнения и лишь теперь с немалым воодушевлением поняла, что народная поддержка может оказаться могущественным оружием, которое следовало обратить себе на пользу.
— Скажи им, что меня тащат, словно овцу на бойню, — велела она, и солдат осторожно передал это стоявшей неподалеку компании.
Когда ее слова разошлись дальше, послышались крики: «Позор!» — и громкие протесты. Не в силах понять, с чего народ так озлился, сэр Генри пришпорил коня, стремясь поскорее убраться подальше, но Элизабет приободрилась, вновь обретя уверенность в себе.
В Виндзоре они остановились в доме настоятеля, где к Элизабет отнеслись со всеми подобающими почестями. Утром, когда она уезжала, вдоль улиц выстроились толпы, а когда они ехали через Итон, студенты подбрасывали в воздух шапочки и кричали:
— Виват Элизабет! Виват! Виват! Да здравствует Элизабет!
На глазах у нее выступили слезы. Она не представляла, насколько был предан ей народ.
Сэр Генри был крайне недоволен и обеспокоен. В каждом поселке в честь Элизабет звонили в церковные колокола и добрые селяне шли с дарами — пирогами, фруктами и цветами.
— Любой, кто станет звонить в колокола, будет закован в колодки! — объявил разгневанный Бедингфилд, но стоило ему проехать, как нарушителей тут же освобождали. — Сударыня, вы не должны принимать никаких подарков.
Его тревожило, что в них могут скрываться тайные послания. Кто знает, на что способен французский посол! Но люди не обращали внимания на угрозы сэра Генри. Они бросали свои дары в паланкин или совали их в руки слугам, пока Элизабет не сделалось тесно от подношений.
— Боже, храни ее светлость! — кричали селяне.
— Похоже, вопросы религии совершенно не волнуют этих людей, — гневно бросил Бедингфилд лорду Уильямсу.
— Вы не сможете наказать всех, кто проявляет добрые чувства к леди Элизабет, — ответил тот, втайне радуясь народной любви.
— Нет, но мне бы этого отчаянно хотелось, — пробормотал сэр Генри.
У лорда Уильямса имелись свои поводы для беспокойства. Если народ столь предан Элизабет, то лучше было относиться к ней с должным уважением и почтением. И потому, когда на третий вечер они прибыли в его поместье в Райкоте, он закатил в ее честь пир, тайно послав вперед гонца, чтобы тот пригласил соседей.
— Не слишком ли пышно? — пренебрежительно заметил Бедингфилд, глядя на уставленный блюдами стол, почетное место рядом с хозяином и ожидающих гостей. — Вы, кажется, забыли, что леди Элизабет — королевская пленница?
— Она еще и королевская наследница, — парировал Уильямс, — и нам надлежит об этом помнить.
Сэр Генри предпочел не перечить. Весь ужин он просидел истуканом, не в силах ни насладиться яствами, ни поддержать беседу. Однако Элизабет воспользовалась случаем в полной мере, оживленно общаясь с гостями и наедаясь до отвала, — ей хотелось пусть ненадолго, но забыть о пугающей реальности.
— Благодарю вас за чудесное угощение, — сказала она лорду Уильямсу в конце вечера. — Жаль, что вы не едете с нами дальше.
Утром им предстояло продолжить путь до Вудстока без него. Уильямс уловил ее страх.
— Я уверен, что все обойдется, ваша светлость, — молвил он, — и вы напрасно тревожитесь. Я всегда буду рад вам служить чем могу.
