Мистер Уильямс положил руку на плечо Таллис:
— Быть может, я могу пойти с тобой?
Таллис покачала головой и пошла вдоль Ручья Охотника к тому месту, где впервые повстречала мистера Уильямса — к высокому, сожженному молнией дубу, одиноко стоявшему посреди поля, в стороне от плотной ограды из деревьев. Ствол дерева, почти мертвый, был расколот посередине и образовывал что-то вроде узкого стула.
— Старый Друг, — сказала Таллис, как нечто само собой разумеющееся. — Я часто прихожу сюда, подумать.
— Прекрасное имя, — сказал мистер Уильямс, — но немного прозаичное.
— Имена есть имена, — заметила Таллис. — Они существуют. И люди находят их. Но они не изменяют их. Не могут.
— Вот тут, — тихо сказал мистер Уильямс, — я с тобой не согласен.
— Как только имя найдено, его невозможно изменить, — запротестовала Таллис.
— Можно.
Она посмотрела на него:
— Ты можешь изменить мелодию?
— Если захочу.
— Но тогда... тогда это не мелодия, — слегка смущенно сказала она. — Мелодию рождает только первое вдохновение!
— Неужели?
— Я не пытаюсь спорить, — тихо сказала Таллис. — Ну, просто... если ты с самого начала не воспринимаешь имя как дар — или изменяешь то, что услышала или узнала — разве тогда оно не становится слабым?
— Почему? — так же тихо спросил мистер Уильямс. — Ты сама говорила, что дар — это не то, что слышишь или узнаешь... дар — способность слышать и узнавать. Вещи становятся твоими с того мгновения, как они пришли к тебе, и ты в состоянии сделать из них мелодию, вазу, картину... все что угодно, потому что они стали твоими. Это то, что я делаю с музыкой.
— И то, что я делаю с историями, по твоим словам, — заметила Таллис. — Но... — она заколебалась, — но мои истории — они настоящие. Если я изменю их... они превратятся... в ничто. В детские сказки. Верно?
Мистер Уильямс посмотрел на летние поля, на заросший деревьями земляной вал на Барроу-Хилл и покачал головой.
— Не знаю, — сказал он. — Однако, по-моему, в том, что ты называешь детскими сказками, есть много правды.
Он опять посмотрел на нее, улыбнулся и облокотился на расколотый ствол Старого Друга; в его глазах заплясали веселые искорки.
— Говоря об историях, — сказал он, — и особенно о Старом Запретном Месте...
И, едва сообразив, что сказал, тут же шлепнул себя по губам:
— Ради бога, извини.
Таллис округлила глаза и покорно вздохнула.
— И что с историей о нем? Ты обещала рассказать ее два дня назад...
— Только один.
— Хорошо, один. Но я бы очень хотел услышать его перед тем, как...
Он замолчал и нерешительно посмотрел на девочку. Он подозревал, что она не обрадуется его словам.
— Перед тем, как что? — озабоченно спросила Таллис.
— Перед тем как мне придется уехать, — тихо ответил мистер Уильямс.
— Ты хочешь уехать? — пораженно спросила Таллис.
— Я должен, — ответил он, виновато пожав плечами.
— Куда?
— В одно очень важное для меня место. И мне предстоит долгий путь.
Какое-то время она молчала, потом ее глаза слегка затуманились.
— Куда именно?
— Домой, — ответил он. — Туда, где я живу. В сказочное место, которое называется Доркинг. — Он улыбнулся. — Туда, где я работаю. Я должен работать.
— Но разве ты не на пенсии? — печально спросила Таллис.
Мистер Уильямс засмеялся:
— Бог с тобой, композиторы не выходят на пенсию.
— Почему? Ты же очень старый.
— Всего двадцать шесть! — возразил мистер Уильямс, поглядев на дерево.
— Восемьдесят четыре!
Он мгновенно перевел на нее взгляд.
— Кто-то рассказал тебе, — с подозрением сказал он. — Ты не могла угадать так точно. Но все равно композиторы не выходят на пенсию.
— Почему?
— Потому что музыка... она продолжает приходить.
— О. Поняла...
— Рад, что ты поняла. Вот почему я должен ехать домой. Я вообще не должен быть здесь. Никто не знает, что я здесь. И мне нужно дать отдохнуть больным ногам. Вот почему я хочу, чтобы ты сдержала свое обещание и рассказала мне об... — Он вовремя оборвал себя. — Расскажи мне об этом странном месте, которое такое старое и такое запретное. Расскажи мне о СЗМ.
Таллис озадаченно посмотрела на него:
— Но эта история еще не кончилась. На самом деле она только началась. И я знаю из нее всего несколько кусочков.
