Виртуальным, когда вообще никто никуда не летит, а посещение переживают путем соответствующих имитаций, причем правдоподобие гарантируется даже в мелочах. Это многих устраивало и, будучи особым образом обработаны, они доподлинно переживали скорбную свою миссию, включая эффект внеземного погоста, после чего возвращались взволнованные и божились, что никакой неестественности не ощущали, что и полет, и посещение прошли как настоящие — разве что не получалось на дорогой могиле прослезиться: в этой части программа была еще не доработана, поскольку сделать ее в соответствующем изощрении (о словце этом в дальнейшем будет сказано) пока что у программистов не получалось.
Второй способ состоял в поездке на космическое кладбище смоделированное, каковое фирма дотошно воспроизводила в некоем из бесповоротно поруганных и потерянных для жизни уголков земного шара. Псевдоподлетали туда на соответственном космическом псевдоаппарате, причем фирмой гарантировалось ощущение невесомости, закладывание ушей, достижение скорости света и полная трансляция всего, что происходило, для остальных не-полетевших родственников, дабы родня тоже поучаствовала в печальной поездке. Словом, все происходило и тут абсолютно правдоподобно. Дорожное питание выдавалось в тюбиках, причем все было тоже продумано, и помянутая, скажем, краковская колбаса, сперва выползавшая червяком из дырочки, незамедлительно обретала свою магазинную форму — то есть утолщалась, твердела, привычно застревала волоконцами в зубах, а кое-кому даже деформировала зубные протезы. И все бы хорошо, однако согласившихся на такой способ все равно не покидало ощущение обмана и они, пялясь в иллюминаторы, норовили уличить фирму в мельчайших несообразностях, дабы по окончании тура отсудить компенсацию. И немалую.
Третий же способ представлял собой реальный полет к месту космического упокоения и был не только дороговат, но и предусматривал ряд особых подготовительных процедур.
Помня дядины доброту и заботу, бухгалтер М. просто не мог пойти на то, чтобы посещение дорогой могилы было разыграно, как бы похоже все не выглядело, в поганом уголке земного шара или внедрено в мозги с помощью замысловатых уловок.
Понятно, что бухгалтер М. избрал способ третий.
Тут главной сложностью было организовать поездку так, чтоб с учетом дороги туда и обратно плюс сюда же скорбный визит, уложиться в двадцатичетырехдневный отпуск, для чего применялись особые — вроде бы простые, а на самом деле сверхсложные — манипуляции на генетическом уровне, обеспечивавшие искажение времени и пространства.
Генетические эти проблемы решались особыми инъекциями, или, как все еще их называла улица, уколами. Укол в ягодицу (или, как всё еще называла улица, куда) прошел терпимо. Сидеть после него было сразу не больно. А вот вливания в вену, делаемые специальным устройством, для спокойствия клиента имевшим вид медсестры с открытым до невозможности декольте, дали на сгибах рук синяки, и другое грудастое в накрахмаленном халатике приспособление сводило их с бухгалтера М., склоняясь как надо.
Потом у него отключили центры ощущения времени, в частности запретили брать какие бы то ни было часы. Хоть ручные, хоть карманные. Он сперва думал прихватить с собой дешевую китайскую ручку с маленьким простеньким дисплеем, но на пропускном пункте металлическим голосом ему отсоветовали: “Еще одна попытка пронести с собой время, и вы ни к какому дяде не полетите, причем деньги не возвращаются!”
С пространством, которое тоже следовало недоощущать, поступили и вовсе просто. Попрыскав вокруг М. каким-то веществом, целиком удалили вокруг него ближайший пространственный слой в предположении, что М., если не дурак, соваться за эти границы в летательном аппарате не станет.
Лететь полагалось без вещей. Всё необходимое предоставляла фирма. Даже цветы. Его заранее спросили, какие растения он хочет возложить. “Петунии! — грустно ответил бухгалтер М., — дядя Константин Макарыч любил их!”
И наконец М. пересек что-то вроде предбанника, где ему побрили всё туловище, а на руках и ногах остригли ногти, что производилось для максимальной редукции веса. Полету следовало быть крайне экономным. Даже в пилоты набирали тех, кто не вышел ростом и был тщедушный. Таких когда-то определяли в верховые ипподромные жокеи.
