— Ну, я свободен, Ларисочка? — Сергей Иванович был единственный, кто называл ее именно так.
— Вы же знаете, что я не люблю, когда меня так зовут.
Он вздохнул.
— Ну, вот я все время перед тобой виноват.
Конечно, можно было бы заставить его сидеть тут и ждать, пока она поднимется за своим нукером, но это уже попахивает перебором. Он уже отработал большую часть своего предательства, нагибать дальше вредно, можно перегнуть. Но и отпускать просто так…
— Можете ехать, дальше я сама знаю, что мне делать.
Сергей Иванович выдохнул с облегчением.
— Только от вас — один звонок. Пажитнюку. Какая подходящая фамилия для агрария, правда?
— Да, но…
— Вы ведь не успели дать полный обратный ход с «Братьями и сестрами».
— Специально, конечно, нет, только у него я думаю все сверстано, они уже собирались.
— А вы позвоните, и подверстайте. Техническая неувязочка, мол. Обо мне он слышал, и одобрял, я знаю. Чего вы так дышите?
— Понимаешь, Ларисочка, ой, извини…
— Да черт с ним.
— Он ведь старинный друг Аристарха, ему будет трудно… откажется, его и за неделю не уломать. А время же… И Галину Агеевну он знает. Свидетелем был на свадьбе.
Схема получалась отвратительная. Сергей Иванович осторожно погладил Лару по плечу.
— Да, брось ты это. Что за гонка, не последние выборы, будут еще…
— Я для него как красная тряпка, для Пажитнюка?
— Вроде того.
— Убираем красную тряпку. Без баб!
— Что?
— Первым пойдет Михаил Михайлович.
— Какой? Ах, этот?
— Да. Он формально у нас почпред, по документам проведен. Пажитнюк его знает?
— Черт его знает.
— Так вот вы и позвоните. Меня мол, отодвинули, наказали, с кашей съели.
Сергей Иванович набычился, слишком много крутых виражей за последние деньки, ему не нравился такой несолидный стиль.
— Ладно, доеду, обмозгую.
— Нет, нет, вот у вас тут телефончик стоит, снимайте трубочку, снимайте. Ну, что вы, Сергей Иванович, один разговор, последний. Остальное я сама.
Когда она входила в квартиру Бабича, то даже что–то напевала, что–то чардашное, частичка черта в нас живет в суровый час. Открыл дверь Никита Семенович, отец Бабича, директор мясокомбината. Ларису он обожал, и хотя все знал об отношениях своего сына с «царицей», как он ее называл, при всякой встрече полушутливо предлагал ей бросить этого «мозгляка» и «махнуть в Дагомыс».
— О, мой колбасный король! — На автомате пела Лариса, давая возможность мусолить левую руку толстым губам директора, а сама параллельно командовала своему помощнику немедленный сбор–поход.
— Как уже?! И даже буженинки свеженькой с нами не разрежете?!
— Никита Семенович дело государственной важности! Бабич, иди лови машину.
— Но тогда, хотя бы сухим пайком. Вот, это подарочный комплект, называется «12 месяцев».
— Что за название? Бабич, я уже спускаюсь, соглашайся, сколько бы не просили!
Никита Семенович протянул ей квадратную, роскошно украшенную как бы конфетную коробку.
— Двенадцать палочек сухих колбас, вот в эту целофановую амбразурочку вы можете видеть этих красавиц. Посмотрите, их как будто сам Фаберже ваял.
— Спасибо, спасибо, сервелатный рыцарь мой.
— Умоляю, умоляю вас об одном, не переходите в вегетарианство, иначе моя жизнь потеряет всякий смысл.
— Обещаю. — Крикнула Лариса, ныряя в лифт.
— А где он?!
Секретарша пожала плечами.
— Пятница.
— Еще полтора часа до окончания рабочего дня. И как можно в такой день вообще уходить с рабочего места?!
Она рассчитывала увидеть здесь толпы возбужденного народу, в последний момент прорывающегося к окошку, чтобы всунуть туда свои бумажки. Она готовилась прорываться, протискиваться, подкупать, и скандалить, льстить и хамить. А тут — пустыня. Уборщица со старинным пылесосом идет куда–то вдаль по унылой ковровой дорожке.
— Да все уже закончилось, девушка. Все кому надо оформились. А у Антона Петровича, у Шамарина сегодня юбилей.
— Да, какой может быть… Юбилей? Где? Где он живет? Хотя, где он живет, я знаю.
Секретарша улыбнулась, и просто из чувства превосходства над этой недотепистой теткой, сообщила.
— Зачем дома, он отмечает во дворце «Магистраль». Только вам туда не пройти. По приглашению.
— У вас остались лишние? Обычно всегда остаются лишние.
