Час спустя нанятая Ситниковым двуколка покатила по пыльному просёлку, вздымая горы песка.
Пётр с удивлением отметил, что Ситников прекрасно ориентируется в окрестностях, и благодаря тому, что все кратчайшие дороги и повороты были ему знакомы, путешествие не заняло слишком много времени.
Перед ними развернулась унылая картина. Жухлые стебли, торчащие из серых холмиков травы, особенно выразительно напоминали о надвигающемся осеннем увядании. Тусклые дикие цветы, напоминающие вереск, там-сям проглядывали тёмно-фиолетовыми мазками посреди ржаво-бурой гати, под которой дышал сырыми испарениями холодный вязкий ил.
Пётр и Ситников остановились, когда грязь зачавкала под ногами, а следы, оставленные их ботинками, немедленно налились бурой водой.
Единственным утешением путникам могло бы послужить строительное крепление, на которое ровными штабелями были уложены секции железнодорожного полотна. Один пролёт деревянного моста, можно сказать, был уже готов. Сейчас вокруг него было безлюдно, и всё свидетельствовало о том, что строительство ведётся неспешнее некуда. Разумеется, можно было бы подождать несколько месяцев… если бы на скрижалях судьбы Ситникова не была написана ссора с поручиком Зайченко, апофеоз которой должен произойти в следующий понедельник.
Пётр помрачнел. План, и без того кажущийся ему маловероятным, похоже, предстояло похоронить.
Впрочем, Ситников как будто догадался, какие мысли терзают мальчишку.
— Пётр, Пётр, а ещё волшебник! Ты постоянно забываешь о межпространственном коридоре.
— Да куда уж, Ситников! Теперь впечатления меняются так часто и они столь насыщенны, что забудешь и более простые вещи. Но что вы хотите этим сказать?
— Разве ты сам не догадался? — горячо воскликнул инженер-химик. — Мы с тобой точно знаем, что в две тысячи втором году пути тут есть. Я это знаю, и ты это знаешь. Значит, с помощью локомотива нужно разогнать машину времени до скорости в триста сорок километров, и мы автоматически попадём в то время, когда здесь будет прекрасное железнодорожное полотно через болото, которого уже и в помине не осталось.
— А локомотив?
— Локомотив разобьется. Увы. Но тут мы с тобой ничего сделать не сможем.
Ещё раз посмотрев на безрадостный пейзаж, Пётр скользнул взглядом по волнующейся в такт ветру бурой траве, уходящей в самый горизонт, и зашагал к двуколке. И тут лошадь, которую похлопывал по шее извозчик, разразилась неожиданным ржанием. Другое призывное ржание раздалось ей в ответ. Пётр резко обернулся и увидел, как вьётся клубами пыль по дороге. Несколькими секундами позже стало возможно рассмотреть стремительно приближающуюся к ним двуколку, которой вместо извозчика правила молодая женщина в сером дорожном костюме. Очевидно, кобыла, привезшая сюда Ситникова с Петром, раньше людей почувствовала надвигающуюся беду и тревожно заржала.
Неладное почувствовал и Пётр. Что-то задрожало у него внутри, когда он увидел, что лошади в повозке резко дёрнули в сторону, захрапели и помчались по дороге, которая делала крутой поворот у самого начала топи.
Женщина не кричала, призывая на помощь, хотя успела разглядеть людей на дороге. Она поднялась в двуколке во весь рост, не заботясь о том, что сорвалась и полетела наземь её шляпа. Что было силы она тянула на себя поводья, и Пётр на расстоянии невольно ощутил, какие титанические усилия прикладывает она, пытаясь остановить норовистых лошадей.
— Господи помилуй! — старый Савельич беспомощно хлопал слезящимися старческими глазами.
Ситников мгновенно оценил ситуацию. Отшвырнув в сторону и Петра, и старого извозчика, он прыгнул в свою двуколку и, закричав на лошадей не своим голосом, помчался наперерез повозке мужественной незнакомки. Лошади, которых тщетно пыталась сдержать женщина, окончательно ошалели и несли, не разбирая дороги. Спустя несколько секунд Ситников, стоящий в двуколке подобно античному наезднику в боевой колеснице, выскочил на дорогу, но двуколка, с которой не могла совладать женщина, уже пронеслась мимо. Ситников что есть силы пришпорил лошадей. Пётр увидел, что расстояние между повозками неумолимо сокращается. Страшные окрики Ситникова, которыми он подстёгивал лошадей, разносились над пустошью.
