Остается лишь благодарно восхищаться тем немыслимым обстоятельством, что все так и сложилось, хотя и не совсем по воле бритоголовых жрецов. Немеркнущие краски по-прежнему ярко горят на неподвластной времени белизне алебастра. Бросив вызов времени, они по крайней мере здесь, в гробницах, обошли его неумолимые жернова.
Не оттого ли и жаль посмертно ограбленных фараонов? Их опеленутых мумий, выставленных на публичное обозрение, разлученных со скарабеями — ответчиками загробных путей. Но всего более — распечатанных погребальных камер, ибо душа, тень, двойник потомка Осириса мог длить свое призрачное существование только здесь, где все вещи стояли на предназначенных им местах, заколдованные от перемен священными письменами.
И ничто не уберегло: ни изощренная магия, ни маскировка, ни ложные камеры, ни обманные, никуда не ведущие коридоры. Из шестидесяти семи известных на сегодня захоронений только могила Тутанхамона дошла до наших времен в первозданной целостности. Грозные заклинания, стерегущие кладбищенский сон кобры, даже стометровая подчас глубина равно не устояли перед всепожирающим молохом алчности. Местные жители, впрочем, уверены, что в Долине Царей сохранилось еще много подземных склепов, забытых людьми, сокрытых камнем и временем, перемалывающим камни в песок.
Долгий спуск по каменным лестницам в подземный склеп. В электрическом освещении первозданной свежестью лучатся краски, что были погружены в непроглядную мглу три с лишним тысячи лет. Собственно, так и назначено было: оставаться во мгле до скончания мира, ибо тень усопшего бога не нуждается в свете. Она и так отыщет боевое оружие и знаки верховной власти, победную колесницу и выгнутую лунным серпом ладью, драгоценные кубки, ложа в виде гепардов и грифов, сундуки, черные ковчеги с золотыми змеями, алебастровые сосуды, леопардовую шкуру жреческого наряда, сиденья из красного дерева и слоновой кости, туалетный столик, посохи, трости, систры — короче все, вплоть до букетов цветов и яств для загробного пира. Иное зрение, иные чувства, иное пространство — время, втиснутое в скальную камеру. Здесь, Как в квартире Берлиоза, что распахнулась навстречу Вальпургиевой ночи, стены лишь внешняя видимость. Нам, покуда живущим, неe увидеть, как тени проходят сквозь толщу земли. Не подстеречь мгновения перемены в остановленном кадре. Обманчива неподвижность и безмолвие мнимо. Скарабеи на сердце мумии отвечают подземным судьям, только нам не дано услышать вопрос и отклик. Деревянные фигурки «ушебти» — «те, кто отвечают», мертвы для нашего зрения. Их уста неподвижны. Лишь золотые искры мерцают в черноте зрачков. Кощунственное вторжение электричества (кабель от щита тянется черной змеей вдоль магических росписей), противоестественное пересечение несопрягаемых миров.
Обо всем этом — увиденном, пережитом, осмысленном — я написал в книге «Кольца Змея», самой значительной по объему и, не скрою, близкой сердцу. Но мысль о душе — или частице души? — длящей призрачное существование в погребальной камере, не оставляла меня. Она тревожила воображение и крепла день ото дня, пока не попросилась на бумагу. Роман «Сны фараона» писался, словно под диктовку. Загробные миры египтян, ацтеков, хеттов, греков слились в единой проекции архетипа во вне. Остальное, как говорится, было делом техники. Уже закончив работу, я поймал Себя на мысли, что все еще ищу ответ на вопрос, поставленный в «Проснись в Фамагусте». Возможно, мне вообще не вырваться из этого беличьего колеса…
Не знаю, кому могут быть интересны подобные откровения. Остается лишь вновь повторить, что печатное слово живет самостоятельной жизнью. Меньше всего я хочу дать своего рода «путеводитель» по пронумерованным томикам и едва ли на такое способен.
Мысли по поводу. Объяснение побудительных причин.
В нижеследующем случае они — причины — предельно ясны.
Действие романа «Секта», в равной степени фантастического, детективного, мистического и сугубо злободневно реалистического происходит здесь и сейчас. Это отклик на гримасы современности.
Существуют индикаторные сигналы, которыми не стоит пренебрегать. Страх перед концом света, пожалуй, наиболее характерный признак. Если проследить резонансные пики болезни, то они неизбежно совпадают с переломными моментами. Так было в канун французской революции, так было в России после поражения революции 1905–1907 годов и перед семнадцатым годом, так было и в веймарской Германии. Сходство всем известных симптомов лишь увеличивает тревогу.
