— Непросто было выцарапать у Дормидонтыча перстенек? — подмигнул Березовский.
— А ты думал! — Люсин присвистнул. — Дормидонтыч дрался, как лев. Нипочем признаваться не хотел.
— И как же?
— Как всегда, — пожал плечами Люсин. — Куда против фактов денешься! И, надо сказать, Лев Минеевич нам здорово помог… Золотой человек. От него-то я и узнал, что настоящий перстень у Дормидонтыча. Когда же старуха поправилась и с ней уже можно было разговаривать на простом человеческом языке, а не с помощью детских буковок, и вторая линия подтвердилась. Здесь-то Ванашный не наврал. Дормидонтыч действительно опекал старуху, сужал круги вокруг сундучка… Да я тебе все это уже рассказывал.
— Рассказывал, — кивнул Березовский. — Мне просто нужно было лишний раз убедиться, что перстень все же один.
— Это-то и мне нужно было. Один перстень! И сундук тоже один.
— Да, но у меня на то своя причина.
— Ну?
— Я знаю, в чьих руках был этот перстень, старик.
— Так и я знаю! Мы же вместе с тобой проследили всю цепь от папы Иннокентия Третьего до наших дней?!
— Но в этой цепи есть много недостающих звеньев.
— Конечно! Особенно по части русской истории прошлого века.
— Вот-вот! В самое яблочко… Именно по части русской истории. Одним словом, я вчера — понимаешь, только вчера! — восполнил одно звено! Этот аметистик побывал в руках Дантеса.
— Что?!
— Уж будь уверен! Я заказал в Ленинской библиотеке снимки с документов. На той неделе будут готовы. Теперь можно не сомневаться, что Дантес и, особенно, его приемный папаша были иезуитами.
— Это неплохой улов, Юра. Верно?.. Поздравляю, от всей души поздравляю! Теперь ты не можешь сетовать, что наша совместная работа была полезной только для одного меня. Никак не можешь! И у тебя хорошо заловилось.
— Но мы же прекращаем ее! И в какой момент?
— Знаешь что? — Люсин потер лоб. — Надо будет написать докладную начальству… В самом деле, ты нам помог, и мы не можем, так сказать, отплатить тебе черной неблагодарностью… Думаю, что кое-что мы для тебя сделаем. Возможности все же есть.
— Это другой разговор, старик! Это мужской деловой разговор… Надо, понимаешь — во всяком случае, мне так кажется, — чтобы ты по-прежнему официально вел это дело, а я в качестве консультанта…
— Наверное, так не получится, Юр.
— Ты же не знаешь, что я хочу сказать…
— Все знаю, Юр, прекрасно знаю. Просто есть вещи, которые, увы… Одним словом, не мне тебе говорить… Уголовное дело кончено. Все! Баста!.. Исторические же изыскания в нашей стране волен вести любой гражданин, в том числе и писатель Березовский. Поскольку оный писатель оказал нашей фирме значительные услуги, мы будем по мере сил ему всячески помогать. Вот и все. Иначе никак нельзя.
— Спасибо и на этом.
— Это не так мало, Юр, уверяю тебя. Кроме того, не будем загадывать на будущее… У нас еще остается заключительный акт, и кто знает, какие неожиданные перспективы могут вдруг перед нами открыться.
— Ты все же хочешь открыть сундук по всем правилам? Согласно тамплиерскому и масонскому ритуалу?
— Конечно! А тебе разве не любопытно?
— Но ведь он и так не заперт и безобразно пуст.
— Зачем же вся эта кутерьма со слугами?
— Масонская тайна, всего лишь масонская тайна. Я не раз уж говорил: романтическая игра взрослых дядюшек. Не более. За всем этим ровно ничего не стоит.
— Но ведь слуги-то существуют. И взаимодействуют! Ты же сам видел, что произошло с жезлом, когда мы надавили на красный камень.
— Да, обмишурились мы с камнем, — вздохнул Березовский. — Я как увидел жезл, так сразу решил, что этот самый алмаз.
— И я так подумал.
— А оказалось, шпинель.[34]
— Да.
— Когда его подменили, как ты думаешь? И где тигровый глаз?
— Как ты думаешь, Юра, — спросил Люсин, безучастно уставившись в окно, — когда было написано то стихотворение?
— Про семерых?
— Да.
— В конце прошлого века… Может быть, в начале девятисотых годов, но не позже.
— Но и не раньше?
— Нет.
— А что, если это всего лишь перевод, а само стихотворение было написано все же гораздо раньше?
— Когда, например?
— В то время, когда вся эта, как ты говоришь, масонская тайна была не пустой игрой. Что, если последние строки о наследнике Фебе только позднейшая приписка?
