— Мой отец остался погибать, а я!.. — Голос Роскофа сорвался на хриплый шепот.
— А Вы — жить! Такова его воля, пусть будет она для Вас священной. Старый человек вправе умереть со своим народом. Но с молодостью в землю уходит кровь. В крови живет душа. Живите, Филипп, живите и любите, и передайте душу Вашего отца своим детям.
Наступило молчание. Как долго сидел Роскоф за столом, тяжело ссутулившись, закрыв руками лицо. Через судорожно сведенные его пальцы лились слезы.
Наконец он отнял руки от лица, и непривычно заплаканное мужское лицо показалось Нелли необыкновенно светлым.
— Как тихо спит дитя, — произнес Роскоф со спокойною улыбкой.
— Не совсем уже дитя, и Вам это понятней, чем мне, Филипп, — отец Модест улыбнулся тоже.
— Странно… Мне всегда, отче, нравились девицы не слишком умные, резвые хохотуньи.
— Сердце не спрашивает наших вкусов. Несколько лет пролетят быстро. — Отец Модест поднялся. — Подумайте еще вот о чем, Филипп. Это самый важный сейчас вопрос…
— Я понял, о чем Вы, отче, и уже все решил. — Роскоф твердым взглядом столкнулся с глазами отца Модеста. — Детям моим суждено стать русскими. Перед Богом же католичество и православие равны. Я перейду в православие.
— Да будет так. Загадки не исчерпаны, но на сегодня довольно. Пора трогаться. — Отец Модест обернулся на стук двери.
— Батюшка, неужто вправду она с Вами?!
Нелли подпрыгнула, забыв притворяться спящей. В дверном проеме стояла Параша.
Глава XXXVI
С ненавистным нарядом Нелли Параша успела уже расстаться, но и крестьянского домодельного платья в дороге не добыла. Одета она была теперь мещанкою — в красную шаль с бахромою, юбку из крашеной шерсти и суконную кацавейку.
— Господи, ну вовсе в парнишку превратилась! — воскликнула она, выпуская Нелли из объятий.
— Я, может, и в мальчика, а вот Катька — в настоящую цыганку! — щасливо смеялась Нелли. — Вот встретимся в Твери, со смеху помрешь!
— Удалось, касатка? Сладили дело?
— Сладили, еще как сладили! — торжествующе заявила Нелли. — У Катьки они покуда!
— Уж я страху натерпелась, как батюшка следом за страхилатинами поскакал! Вправду они за тобой охотились, касатка?
— Так то Венедиктовы слуги были.
— Вот оно что… Я уж и подумала, что нежить. Эко они мимо нас просвистели. Мы в почтовой избе сидели, кофей кушали…
— Некогда радоваться друг дружке, милые девицы, — вмешался Роскоф. — Рассказами своими вы обменяетесь по дороге.
— Что самое обидное, Вы не вполне правы, Филипп, — вздохнул отец Модест. — Время у нас есть. Все одно мы будем в Твери раньше Катерины, которая добирается пешком. Мысль была удачная, Нелли, но обернулась изнанкою. Но все же поспешим, друзья, ибо лучше отдохнуть день в Новгороде, где друзья предоставят нам убежище в крепких стенах, чем засиживаться здесь у самого тракта в жалкой избе.
Но дорогою поговорить не удалось. Параша не умела сидеть верхом, а Нелли не хотела перебраться к ней в экипаж, поскольку путники и так уж были обременены Рохом. Прогон получился не так весел, как хотелось бы, поскольку еще и Роскоф сделался неразговорчив, погруженный в невеселые свои мысли.
Воистину, в любом удовольствии скрыты свои неудобства! Как интересно было Нелли подслушивать ночной разговор и как маялась она теперь! Прежде всего хотелось ей утешить Филиппа в его огорчении, но также и побольше расспросить отца Модеста, какая же беда может случиться с такою могучей страной, как Франция? Увы, она принуждена была делать вид неведенья. Досадовала Нелли также на непонятное место в разговоре: ясно, что уж она не дитя, но отчего отец Модест сказал, что Роскофу это ясней, чем ему? И при чем оказались какие-то глупые девицы, что нравились Филиппу?
Сплошные досады!
И досады продолжались. Ночевать пришлось на станции, но в отличие от предыдущей постоялой избы, помещение для проезжающих было набито битком. Всяк требовал себе лошадей, смотритель же отговаривался обстоятельствами, и таким образом ночью по горнице нельзя было пройти без опасения на кого-нибудь наступить. Заснуть было невозможно, а разговаривать чревато, поскольку новости, которыми так жаждали обменяться подруги, были, сказать по чести, не для чужих ушей. Нельзя было и выйти поговорить на улице, поскольку зарядил прегадкий дождь с ледяным ветром, уже решительно ноябрьский.