— Вона твои плащ с шапкою, — ворчливо заметила Катя, когда Нелли кинулась к окну, с ей самой непонятной жадностью во все легкие вдыхая морозную прохладу.
— А ваши-то где?! — Только сейчас Нелли заметила, что все трое ее избавителей были без верхнего платья и с непокрытыми головами.
— Внизу остались, Его Преподобье сказал, лишняя одёжа в потасовке мешается.
Повязавши веревку на шею горгулы, словно собирался ее повесить насмерть, отец Модест прыгнул на подоконник. Веревочный моток со свистом полетел наземь.
— Нелли, гляди! Ты перебираешь веревку и идешь по стене, словно по ровному месту. Это вовсе не сложно. Только не наступи на стекло, как дойдешь до нижнего окна. Ступай по раме! Примечай, как я пройду.
Отец Модест, упершись снаружи о подоконник, откинулся спиною назад, скользя ладонями по веревке.
Нелли, свесившись из окна, наблюдала, как он пошел вниз, осторожно переступая сапогами по стене.
— Теперь ты! — Катя слегка подтолкнула подругу. — Давай живей, времени нету!
— А ларец? — забеспокоилась Нелли. — Я его не оставлю Венедиктову!
— Да ладно, я с ларцом твоим спущусь, не впервой! — Катя расхохоталась. — А ему уж, так и быть, подарим побрякушки старой Зилы.
Натянувшаяся веревка жгла руки, и было странно идти спиною вперед, ступая по вертикали. Отец Модест подхватил Нелли много раньше, чем ноги ее добрались до земли.
Следом уже лезла Катя, обремененная шкатулкой. Роскоф спустился последним.
— Скорей к лошадям! Вот-вот он устроит погоню!
И беглецы со всех ног пустились бежать по белому парку, словно ничего не было проще и никогда не шастала в тени его деревьев пиявкоподобная нечисть.
По дороге Нелли начал колотить озноб. Под плащом Роскофа, на чьей лошади она скакала впереди седла, не было беспокойства от ветра, да и собственный плащ вполне ее грел. Однако дрожь все усиливалась, хуже того, руки и ноги сделались какими-то тряпочными.
— Филипп, я не могу держаться сама, — растерянно воскликнула она.
— Я удержу тебя! — Роскоф перехватил поводья. — Потерпи, уж скоро мы будем на месте.
Дороги Нелли не увидала, задремав в полукольце надежной дружеской руки. Скок усыплял, а остановка ее разбудила.
— Ну слава Богу, добрались, — донесся до Нелли голос отца Модеста, но откуда-то издалека.
Филипп спрыгнул с лошади, не выпуская Нелли из рук. Она увидела только высокие ветлы, припорошенные снегом.
— Господи, неужто и она израненная?! — встревоженно воскликнула Параша, выскочившая на крыльцо.
— Не пугайся, Прасковия, с Нелли все хорошо, — отозвался отец Модест.
— Не думаю, чтобы хорошо, — Роскоф озабоченно укладывал девочку на тот самый диван, на котором дней за десять до того едва не истек кровью.
— Это пройдет, — отец Модест опустился на колени у изголовья. — Что с тобою сейчас, маленькая Нелли?
— Это смех, только мне страшно, — слабо откликнулась Нелли. — Ужас как страшно, его-то слуги вить кровопийцы. Там я не боялась, а теперь отчего-то боюсь.
— Просто умеешь ты собирать силы душевные в тяжелый час. Хорошее качество, маленькая Нелли. Не стыдись своего страху. Прасковия, сварила бы ты горячего питья.
— Да уж поставлено, — Параша чем-то гремела у печи.
Экое блаженство! Дружеские руки заботливо освобождали Нелли от намокшего плаща и сапог, грели ее ладони в своих, подтыкали подушки под голову, подносили к губам горячий серебряный стакан, исходящий соблазнительным паром. Поначалу Нелли не могла даже различить, кто что делал вокруг нее, все руки, все лица были равно отрадны зрению и телу.
— Отче, а как же Вы управились с асакками? — спросила она, едва животворное тепло напитка начало оказывать свое действие. — Их кишмя кишело в парке, я не чаяла, что до меня можно добраться живыми.
— Да наверное ли ты можешь слушать? — отец Модест сидел на дощатом полу с мальчишескою непринужденностью. Роскоф уселся в изножии, переложив озябшие ступни Нелли себе на колени, Катя же, обойдя с другой стороны, склонилась над нею, облокотясь о диванную спинку. Что до Параши, то она сновала по всему дому, подтапливая печь, от которой шел головокружительный дух упревающего гречневого варева.
