Лапти сталинизма - страница 30
Прежде всего бросается в глаза то, что переживаемая эпоха воспринималась крестьянами как неспокойное, смутное время. Об этом как ничто иное свидетельствуют материалы перлюстрации, сохранившие фрагменты частных писем рубежа 1920-х — 1930-х годов. Вот выдержки из писем родных и друзей военнослужащим Красной Армии, дошедшие до нас стараниями сотрудников ОГПУ. «У нас жизнь идет неспокойная, у зажиточных все отбирают, народ весь ревет, жизнь невеселая», — писали из Кадниковской волости; «В настоящий момент все не в спокое, ничто не интересует, только и жди, что вы кулаки» (Верховажье); «Жизнь такая неопределенная, кругом нас везде стали коллективы. У нас в деревне стали щупать кулаков, а нас потащать в колхоз» (Вологодский округ)[158]. Такую же мысль можно обнаружить в дневнике гшжемского крестьянина Ивана Глотова. Так, 20 (7) июня 1930 года он записал: «К вечеру положение жизни обострилось: пришла весть, что опять вводят в кулаки, выселение неизбежно. Вся энергия к работе пропала, и жизнь уже стала не радостной»[159]. Эти свидетельства достаточно точно передают взгляд «маленького человека» на события, происходящие в деревне, неопределенность его ближайших жизненных целей, неуверенность в завтрашнем дне. Примерно те же оценки звучат в кратких высказываниях крестьян, зафиксированных в политических сводках: «…ныне очистят 15 дворов, а потом за остальные возьмутся, чтобы загнать в коммуну», «советская власть эксплуатирует крестьянство»[160]. Резкое вторжение политики в повседневную жизнь и крушение внутренних устоев жизни также были заметны для крестьянства. Переживаемые человеком судьбоносные исторические изменения, как известно, всегда приводят к активизации его деятельности в различных сферах жизни. Не стал исключением в этом отношении и период коллективизации.
Нестабильности политической обстановки сопутствовали ухудшение экономической ситуации в деревне, падение уровня жизни крестьян. Так, в ходе Грязовецкой районной конференции бедноты и колхозников один из ее участников очень остро среагировал на ухудшение экономического положения, что называется, поставив перед лицом власти вопрос ребром: «Почему вино стоит 10 р. 50 к.?»[161] Конечно же, по большому счету это забавный пример, однако он отражает общую тенденцию. Документы этого времени пестрят жалобами крестьян на то, что страна идет к разрухе, в колхозах нет хлеба, там грабят мужиков, что, работая в колхозах, не купить ни штанов, ни платья, колхозники живут на полуголодном пайке или и вовсе голодают и т. д.[162] Эта информация была прямо противоположной официальным сводкам, в которых говорилось о росте благосостояния советских тружеников, широко транслируемым пропагандой. Совершенно ясно, что в северной деревне ухудшение экономической ситуации связывалось именно с введением колхозов. Нередко крестьяне сравнивали свое нынешнее положение с тем, как они жили до революции. Существовало две стратегии подобного сравнения. Первая из них предполагала идеализацию жизни при старом режиме, где присутствовали достаток и свобода хозяйственной деятельности. В соответствии со второй стратегией создание колхозов ассоциировалось непосредственно с введением второго крепостного права в деревне. Нет ничего удивительного в том, что мотив резкого ухудшения условий жизни большей части крестьянства мог служить оправданием девиантной активности.
Помимо подобного рода кратких, скорее эмоциональных оценок в отдельных случаях мы можем наблюдать и некое подобие массовых представлений крестьян о характере и перспективах экономической ситуации в стране. Во всяком случае, документы зафиксировали сравнительно частое выдвижение крестьянами лозунга свободы торговли, требования развития крестьянского хозяйства, снижения темпов индустриализации, признания негодности советской промышленной продукции[163]. В деревне Монастырь Плесецкого района сотрудники ОГПУ обнаружили листовку, содержащую элементы пародии на советский политический плакат того времени с явными вкраплениями официальной риторики. Дословно в ней говорилось следующее: «Объявление. Крестьяне довольно терпеть нам от хулиганских властей и законов, снова возьмемся ко братцы за дело, разобьемте весь прах до основания хулиганского совета, чтобы не вонял на свете не врал, не грабил и не врал [так в документе. —