— Пять тысяч долларов, — внезапно доносится до неё голос учительницы. — Даже с лишком. А пять тысяч за ваши вещички никто не даст.
Вздрогнув, Лампёшка выпрямляется на стуле. Кот возмущённо спрыгивает на пол.
— Пять тысяч?.. У нас и близко столько нет!
— Конечно, нет, — соглашается мисс Амалия. — И ни у кого нет. Поэтому их придётся отработать, тут уж ничего не попишешь. Но работать-то ты можешь?
— А что мне нужно будет делать? Где работать? Не… не дома?
— Нет, это невозможно. Нет, конечно.
— Здесь? У вас?
— Здесь? — Мисс Амалия разражается смехом. — Придёт же такое в голову! Конечно, нет. Я же объясняю: всё устроилось. Ты будешь работать в усадьбе господина Адмирала.
— Где-где?
— В Чёрном доме, недалеко от города, — знаешь, поди. Удачное совпадение: как раз вчера оттуда приходили и спрашивали, нет ли…
— В Чёрном доме?
Лампёшке вспоминается считалочка, которую она когда-то слышала на рынке. Дети прыгали через скакалку и припевали:
Чёрный дом, жуткий дом,
Чудовище есть в доме том…
— Но там ведь живёт чудовище!
— Что за чушь! — Мисс Амалия принимается разливать чай. — Господин Адмирал — чрезвычайно уважаемый человек. Чрезвычайно. Иначе мы никогда не определили бы в его дом ребёнка. — Она пододвигает к Лампёшке расписанную цветами чашку. — Ну же, детка, не хмурься. То, что девочка твоего возраста поступает на работу, — самое обычное дело, не так ли? К тому же я выхлопотала тебе выходной — полдня по средам после обеда, очень даже неплохо, можешь меня поблагода…
— Но сколько мне придётся там жить?
Мисс Амалия начинает подсчитывать.
— Предположим, тебе будут платить по доллару в день, выходит пять тысяч дней. Но если ты хорошенько постараешься со своей стороны, а твой отец — со своей, то получается уже половина. А половина — это всего лишь…
Она смотрит на Лампёшку так, словно та снова сидит за партой. Но Лампёшка не смогла бы решить эту задачку, даже если бы в её голове не творился такой кавардак.
— Две с половиной тысячи дней!
— Но это ужасно долго, — лепечет Лампёшка
— Всего семь лет.
Семь лет? Ужасно, невыносимо, бесконечно долго!
Мисс Амалия размешивает сахар, позвякивая ложечкой.
— Ничего, они пролетят одним мигом, конец уже виден.
Но, как Лампёшка ни глядит, всё, что она видит, — это бесконечная вереница дней. Дней без отца, без маяка, без всего, что ей знакомо. В доме, где живёт чудовище. Она отодвигает чашку и качает головой.
— Я не смогу.
— Придётся, детка. — Мисс Амалия аккуратно складывает письмо и кладёт его в конверт. — А теперь допивай чай и собирайся, сразу и отправимся.
У Лампёшки из глаз брызжут слёзы, их не сдержать. Она плачет в свой чай, плачет, пока складывает вещи, плачет, когда выходит на улицу. Плачет, пока мисс Амалия тянет её за собой — через город, мимо порта, по горбатым улочкам, всё дальше и дальше от моря — плачет не переставая, пока они не выходят на лесную дорогу. Город остался позади. Тут она стихает — все слёзы выплаканы.
Ветер несёт издалека запах моря. И ещё кое-что: стук молотков. Кто-то вбивает в дерево здоровенные гвозди.
Лампёшка не знает, что это за стук, — а это толстыми брусьями заколачивают дверь маяка. Август остался внутри и выйти наружу уже не сможет. Заперт с семилетним запасом спичек, которыми он каждый вечер должен зажигать лампу на башне.
— Это с моей-то ногой?
— До твоей ноги нам нет никакого дела, Ватерман. А каждое утро свет положено гасить.
— Это я и так знаю, я уже десять лет этим занимаюсь.
— Твоя дочь занималась, а это не одно и то же.
Шериф смеётся собственной шутке. Его помощники тоже хихикают, продолжая забивать гвозди.
— А что мне есть? Или я спички жрать должен?
— Еду тебе будут приносить каждый вечер, — отвечает шериф. — Но никаких деликатесов, ха-ха, не надейся.
Август выглядывает в дверное окошко. Но оно маленькое, через него мерзавцев не достанешь.
— А как же моя дочь?
Ответа нет.
— Как она будет без меня? Что с ней станется? Эй! — Август бессилен, ему остаётся только плеваться в стоящих под окошком людей. Огромными, полными ненависти плевками. — Эй! Я вас спрашиваю!
Последний удар молотком, и помощники торопливо собирают инструменты. Брезгливо морщась, они стирают августовы слюни со своих воротников и по тропе возвращаются в город.