— Своевольный человек всегда делает так, как взбредет ему на ум, — заметил старый советник.
— Не пройдет и года, как лорд-хранитель раскается в этом поступке,
— сказал третий. — Молодой Рэвенсвуд еще заварит кашу.
— Ну, а вы, милорды, что бы сделали с этим бедным юношей? — спросил маркиз Э***, заседавший в совете. — Лорд-хранитель завладел всеми его поместьями. У Рэвенсвуда нет и ломаного гроша за душой.
— Кто не может расплатиться,
Пусть под плети сам ложится, -
Продекламировал старый лорд Тернтипет. — Вот как поступали до революции: Luitur cum persona, qui luere non potest cum crumena note 11. Прекрасная судейская латынь, милорды.
— Я не вижу, милорды, к чему нам заниматься этим делом, — заявил маркиз. — Пусть лорд-хранитель действует сам как считает нужным.
— Согласны, согласны. Пусть лорд-хранитель сам сделает заключение по этому делу. Ну, а для формы, назначим ему кого-нибудь в помощь, ну хотя бы лорда Хэрплхоли, благо он теперь болен. Секретарь, внесите это решение в протокол… Теперь, милорды, нам надо решить вопрос о штрафе с этого шалопая, лэрда Бакло. Я думаю, это входит в компетенцию лорда-канцлера.
— Ну нет, милорды! — раздался голос лорда Тернтипета. — Стыдно вам тащить у меня кусок изо рта.
Я уже давно на него нацелился и как раз собирался полакомиться.
— Говоря словами вашей же любимой поговорки, — перебил его маркиз,
— вы точь-в-точь как та собака мельника, что облизывается, еще не видя кости. Штраф пока еще не наложен.
— Для этого достаточно только черкнуть пером, — возразил лорд Тернтипет, — и, конечно, ни один благородный лорд из здесь присутствующих не осмелится утверждать, что я — когда вот уже тридцать лет я соглашаюсь со всем, с чем только нужно, делаю все, что ни потребуется: отрекаюсь, когда нужно, присягаю, когда нужно; словом, тридцать лет без устали тружусь на пользу отчизне и в хорошие и в плохие времена, — что после такой работы я не заслужил, чтобы мне дали иногда промочить горло.
— Разумеется, милорд, — ответил маркиз, — это было бы и впрямь нехорошо с нашей стороны, будь у нас хоть малейшая надежда утолить вашу жажду или если бы вы вдруг поперхнулись и нуждались в промывании глотки…
Однако пора задернуть занавес и расстаться с Тайным советом Шотландии тех далеких дней.
Ужель для басенки пустой
Здесь воины сидят,
И слезы глупые ужель
Осилят наш булат?
Генри Макензи
Вечером того дня, когда лорд-хранитель и его дочь были спасены от неминуемой гибели, два незнакомца сидели в самой отдаленной комнате маленького неприметного трактира, или, лучше сказать, харчевни, под вывеской «Лисья нора», находившегося в трех или четырех милях от замка Рэвенсвуд и на таком же расстоянии от полуразрушенной башни «Волчья скала».
Одному из собутыльников было на вид лет сорок; он был высокого роста, худощав, с горбатым носом, черными проницательными глазами, умным и зловещим выражением лица. Другой — коренастый, румяный и рыжеволосый — казался лет на пятнадцать моложе. У него был открытый, решительный, веселый взгляд, а в светло-серых глазах, придавая им живость и выразительность, горел беспечно-дерзкий огонек, говоривший об отваге их обладателя.
На столе красовалась фляга с вином (в те дни вино не подавали в бутылках, а разливали из бочонков в жестяные фляги), и перед каждым стоял квайг note 12. Однако веселье не царило за их столом. Скрестив руки, оба гостя молча смотрели друг на друга, углубившись в собственные мысли.
Наконец тот, что был помоложе, прервал молчание.
— Какой черт его там задерживает? — воскликнул он. — Неужели дело не выгорело? Зачем только вы не дали мне пойти вместе с ним?
— Каждый сам должен мстить за нанесенную ему обиду, — ответил старший. — Мы и так рискуем своей жизнью, ожидая его здесь.
— А все-таки вы трус, Крайгенгельт, — сказал младший. — И многие уже давно пришли к этому заключению.
— Но никто еще не осмелился сказать это мне в лицо! — воскликнул Крайгенгельт, хватаясь за шпагу. — Ваше счастье, что я не придаю значения опрометчивому слову, а то бы… — И он замолчал, ожидая, что скажет его собеседник.
— Вы бы… Ну, что бы вы сделали? Что же вас останавливает?
