* Духи зла, приспешники Люцифера.
Неожиданно похоть, плетки, обильные обеды, подкупы, бешенство и экстаз все куда-то исчезает. Конец этому наступает с приездом гонца из Парижа. Мать маркиза лежит при смерти. Он замер, зажав письмо в руке. Шепотом, не отрывая глаз от бумаги, отдал мне распоряжения. Велел отослать всех слуг, всех девушек, всех, кроме Готон и меня. Он хотел сразу же ехать в Париж.
***
Я еду в карете вместе со своим господином. Мы выехали из трактира еще затемно, оставив там другую карету, с мадам Рене и Готон. Темнота в карете такая же непроницаемая, как и снаружи. Над нашими головами угадываются очертания горной гряды, на горизонте видна лазурная полоска. Карета несется в Париж. По камням, лужам, под свисающими ветвями деревьев. Я подпрыгиваю на деревянном сиденье кареты. Маркиз спит. Неожиданно в его углу раздается кашель и я вижу светлые глаза. Я был уверен, что он спит. Теперь в темноте звучит его голос. Он впервые говорит о матери, которую никогда не знал по-настоящему. О дворце Конде.
- Во дворце была тысяча дверей. Я бегал по коридорам и кричал в открытые двери. Со мной было трудно справиться. Руки матери были слишком слабы, чтобы удержать меня. Я был избалованный маленький деспот. Всегда добивался своего. Менял желания и снова добивался своего. Потом появился принц, он был старше меня на четыре года, его доверили попечению моей матери. Принц Луи-Жозеф де Бурбон. Мой двоюродный брат. Взрослые велели мне называть его братом, я отказался. Принц горевал после смерти своих родителей. О, как все его утешали! Он вечно притворялся больным. Он был сыном герцога, и его кровь была голубее нашей, поэтому он считал, что ему принадлежит весь мир. Однажды я увидел его в комнате моей матери. Он стоял, прижавшись головой к ее животу. Меня вырвало. Потом меня мутило три дня. Мы играли во дворце между колоннами, в саду. Играли в библиотеке в карты. Принц на ходу изменял правила игры. Он жульничал более ловко, чем я. Рассердившись, я налетел на него. Он с ревом укрылся под лестницей. Мать заплакала, увидев его окровавленное лицо. Она сказала, что у него такой вид, будто его избил взрослый. Меня она не наказала. Мне хотелось, чтобы она наказала меня, высекла, но она меня не тронула. Просто отослала прочь. Сперва к тетке в Авиньон. Потом в замок к аббату. И так далее. Когда мне стукнуло десять, я вернулся в Париж, чтобы поступить в школу иезуитов. Я не узнал мать.
Маркиз закрыл глаза. На мгновение мне показалось, что он вообще ничего не говорил. Потом я услыхал его тяжелое дыхание, словно он пытался сдержать слезы.
Ну и что? Скоро она умрет. Будет так же мертва, как Бу-Бу. Но что с того? Он ее совсем не знал. Не знает. Так чего же ему будет недоставать? Ничего. Того, чего никогда не было. Тоска по тому, чего никогда не случилось. Или все-таки случилось? Как это называется, тоска или ненависть? Что у него осталось? Ничего. Забвение. Вино. Шлюхи. Так что же у него все-таки осталось? Фаллос. Плетка. Глаза. И злобная мечта, которая никогда не осуществится. Мечта уничтожить и человечество, и солнце.
Карета подъезжает к гостинице "Дания" на улице Жакоб. У портье маркиза ждет сообщение. Его мать уже умерла. Похороны состоятся через несколько дней. Маркиз выслушивает эту новость, отвернувшись в сторону. Я провожаю его в комнату. Мой господин тих. В комнате он ложится на кровать, тяжело дышит, лежит, закутавшись в пледы, похожий на неподвижную массу плоти.
- Я бы все равно не узнал ее, - бормочет он. Потом затихает, и кажется, что больше он никогда не произнесет ни слова. Я подхожу к кровати. Меня раздражает его измученное лицо. Я низко кланяюсь и спрашиваю, не пойти ли ему развлечься в бордель, может, это улучшит его настроение. Он непонимающе смотрит на меня. Молчит, закрывает глаза.
Я наклоняюсь над ним. Но не успеваю нашарить в кармане скальпель, как на меня накатывает тошнота, и я отхожу прочь.
Закрываю за собой дверь. Мимо меня по коридору, прихрамывая, идет лакей. Я подхожу к лестнице, опираюсь о перила. От слабости у меня дрожат колени, во рту привкус рвоты. Я пытаюсь глубоко и ровно дышать.
