Из кабины высунулась голова Пети.
— Ты что это, Сапожников? — с недоумением спросил Трофимов.
— Товарищ командир, — губы Сапожникова как-то отчаянно улыбались, он волновался. — Разрешите открыть движение по этой… магистрали. Я ведь ленинградец… И потом, — он, понизив голос, кивнул на пожилого водителя, сидевшего в головной машине, — у Бобылева семья, а я один…
Трофимов с неодобрением смотрел на Сапожникова, точно тот сделал что-то неприличное.
— Нет, ты брат… — смущенно начал он. И тут резко вмешался стоящий рядом Чумаков:
— Сперва классным шофером надо стать. — И приказал: — В строй — на свое место за Найденовым!
— Вот так, брат, — кивнул Трофимов с явным облегчением и дал команду головной машине: — Вперед!
И первая машина, где за рулем сидел Бобылев и на подножку которой вскочил Чумаков, скользя и тормозя на спуске, съехала на лед. За первой съехала вторая, третья, настала очередь и Пети Сапожннкова, затем Барочкина. А в кабину замыкающей машины сел командир роты Трофимов.
Машины, держа дистанцию, шли друг за другом на невысокой скорости. Лед слегка потрескивал под колесами. Шоферы напряженно всматривались вперед. На подножке головной машины, коченея на холодном ветру, стоял, опустив уши шапки, маленький нахохлившийся Чумаков, готовый к любой неожиданности, — смотрел вперед, изучая лед, точно насквозь просверливал его глазами-буравчиками.
Один снаряд разорвался рядом с трас-сон, н фонтан ледяных брызг душем обдал кабину одной из машин. Сквозь открытые дверцы брызги попали и в молоденького шофера Найденова, ведущего эту машину. Он испуганно съежился, захлопнул дверцы. Но этот снаряд был последним, и снова стало тихо, остался лишь гул моторов.
Наблюдавший за всем этим связист — его тоже окатило ледяным душем — сказал в трубку телефона:
— Немцы обстреляли автоколонну из района Шлиссельбурга. Жертв нет.
Стал наползать туман. Посреди озера лед был прозрачен, совсем тонок. И вот под задним колесом одной из машин он подался и треснул едва заметно; под напором следующей машины трещина расползлась, как ветвь, а машина Найденова въехала задним колесом в трещину, забуксовала, лед со скрипом раздался, и машина на глазах едущего следом Сапожникова скрылась под водой — точно глотнуло ее озеро.
Чумаков первым добежал до полыньи — к самому краю.
— Найденов! Найденов! — кричал он.
Но в полынье ничего не было видно, только колыхалась и парила, черная вода.
— Он во время обстрела дверцы закрыл. Наверное, заклинило! — сказал Петя.
Его била дрожь. Да и других шоферов тоже — всем было не по себе.
А вода в полынье колыхалась все медленней, успокаиваясь, готовая уже подернуться новым ледком.
Командир роты Трофимов молча снял шапку.
От полыньи далеко в обе стороны расползлась неровная трещина.
— Что делать будем? — спросил у Трофимова, оглядывая застывшие машины, Чумаков. — Вызывать саперов? — И кивнул на ниточку провода связи.
Трофимов помолчал, раздумывая, и приказал:
— Снимайте борта с кузовов.
Первой ехать по настилу была очередь машине Сапожникова.
— Давай! — крикнул ему Чумаков, пятясь перед радиатором.
А на берегу генерал вошел в натопленную деревенскую избу, которая служила ему командным пунктом, снял шапку и, покрутив ручку полевого телефона, коротко спросил:
— Ну, как там?
На льду вдоль провода связи через каждые несколько километров дежурили у полевых телефонов связисты, и первый из них доложил:
— Третий километр с запада проследовала автоколонна в количестве двадцати машин.
А на командном пункте у генерала зазвонил другой телефон:
— Как там?
И генерал ответил:
— Товарищ член Военного Совета, все двадцать машин благополучно прошли третий километр.
Вдали, по другой, отмеченной вешками нитке дороги, навстречу автоколонне шел с восточного берега конный обоз с мукой. Лошади — худые, оголодавшие — оскальзывались на льду.
И снова над Ладогой по проводам летело на берег:
— Все двадцать машин миновали седьмой километр.
От невидимого южного берега начался обстрел. Снаряды рвались с перелетом далеко за трассой, вздымая фонтаны воды и льда.
— Вслепую бьют, — сказал Чумаков.
Но шоферы в машинах занервничали.
