– Благодарю тебя, Претемная Мать. Ты указала мне на этого ийлура, и со мной по-прежнему твое благословение… Уберите его.
Лан-Ар едва понимал, что лежит на теплом известняке в двух шагах от алтаря. Живой, хотя по-прежнему в кандалах.
Жрица кивнула одному из стражей.
– Мать должна получить обещанную жертву.
Страж храма, очень спокойно и обстоятельно, будто выполняя самое обычное задание, улегся на алтарь. Ийлура подняла нож, на миг зажмурилась, и…
– Нет… Зачем?!!
Лан-Ар зашелся в кашле, давясь собственным воплем.
Сам. Лег под нож.
Да что же они делают со своими стражами там, в темном храме?!!
Он лежал и тупо смотрел на черный провал под запрокинутым подбородком храмового стража, смотрел, как частые капли крови стекают на малахитовую глыбу, и… в то мгновение ненавидел себя. Хотя и сам не смог бы объяснить, за что.
Жрица Шейниры аккуратно вытерла жертвенный нож и бросила тряпицу на тела жертв. Лан-Ару померещилось, что она пошатывается, но потом все закружилось перед глазами – и узорчатая мозаика листвы на синем небе, и коричневые, нагретые солнцем стволы, и черные одежды убийцы… Он чувствовал, что тонет – как тогда, в далеком детстве, и ничего не мог с собой поделать.
– Мы возвращаемся в Альдохьен, – донеслось откуда-то издалека.
Больше ийлур ничего не слышал.
* * *
…Он снова тонул. Все повторялось с завидной точностью, словно талантливый переписчик делал копии старой книги: под ногами – трухлявые доски заброшенного мостка, сквозь которые просвечивает мутная, в пятнах ярко-зеленой ряски водица. И старший брат, уже перебежавший на другую сторону пруда.
– Чего копаешься? Давай, быстрее! – кричит он.
Лан-Ар, хватаясь за скользкие перильца, делает первый осторожный шаг. На темных досках местами красуется сизая плесень, та самая, что тусклыми огоньками светится в темноте. Многие думают, что это болотные огоньки, души утопленников – но Лан-Ар прекрасно понимает, что все это сказки. Плесень светится, и нет никаких неупокоенных…
– Ну! Шевелись, не то опоздаем!
Второй шаг. Третий. В щели между темными досками глядит зеленая вода, вся в лишаях ряски. Перила слишком скользкие, за них не ухватишься, если что…
– Побери тебя Шейнира, Лан-Ар!
«В самом деле, чего я боюсь?»
Он, отпустив перила, бросается вперед, к ожидающему брату. А затем – хруст, громкий треск, и над головой смыкается холодная зеленоватая муть, сквозь которую виден размытый белый круг. Солнце.
– Лан-Ар!!! – доносится откуда-то издалека, и он уже не уверен, что это голос брата. Может быть, голос Фэнтара, явившегося спасти тонущего мальчишку?
Легкие разрываются от боли, перед глазами темнеет – и Лан-Ар, судорожно барахтаясь, выныривает на поверхность, чтобы схватить крошечный глоток воздуха – и вновь погрузиться в холодную, воняющую гнилью воду.
– Руки, держи его руки, – командует брат. Или не брат? Голос не похож… Но кто еще может быть рядом с лесным прудом?
Легкие, бронхи словно забиты раскаленными углями. Это невыносимо больно, но превыше боли – страх, все тот же мерзкий, животный страх перед распахнувшимся небытием.
«А вдруг от меня ничего не останется?..»
И уже не выдержав, Лан-Ар кричит, вопит от ужаса близкой смерти, и вопль устремляется к мутному кругу солнца, вместе с блестящими пузырьками воздуха.
– … Итого, премилостивая госпожа, с вас пятьдесят гиней.
– Пятьдесят? Побойся Покровителей, несчастный. Ты всех постояльцев так бесстыдно обкрадываешь?
Лан-Ар с трудом разлепил веки. Ему все казалось, что он плавает в холодной воде, и она струйками стекает по щекам, впитываясь в волосы.
– Извольте, госпожа, прочтите сами. Урон, который был нанесен моей уважаемой гостинице вашими… гхм… молитвенными изысканиями… Разбитая кровать только чего стоит, да еще высаженное окно…
– Дай-ка сюда.
Лан-Ар уставился в беленый потолок. Он лежал на чем-то мокром, и по лицу по-прежнему стекали крупные капли. Попробовал шевельнуться – не получилось. Только голову смог повернуть на звуки голосов.
Рыжеволосая ийлура, темная жрица, внимательно изучала предоставленный счет за постой. В изящном платье из темно-синего бархата с белоснежным воротничком под горло она очень походила на довольную жизнью горожанку… Если бы не силуэт в черных доспехах, маячащий за ее спиной.
