«Позволь мне задать вопросы и получить ответы, Отец вечерних сумерек, и позволь приблизиться к тебе, непознаваемому, и заглянуть в драгоценное Око».
Эристо-Вет протянула руку над жертвенной чашей. Ладони стало тепло; ийлура опустила глаза: лужица крови занялась призрачным голубоватым пламенем, Санаул принимал жертву, но – пока не подпускал чужачку слишком близко.
«Благодарю тебя, Отец элеанов», – Эристо-Вет полностью открывалась навстречу полутьме-полусвету, позволяя жемчужному сиянию охватить себя. Она словно раздвоилась: была Эристо-Вет, сидящая в центре семилучевой звезды, составленной из дешевых свечей – и была ийлура, воспаряющая над Эртинойсом, летящая сквозь дымку к Богу Сумерек.
И та Эристо-Вет, что оставалась в подлунном мире, вдруг ощутила зов свинцового куба Эльваан. Как и раньше, это было желание обладать сокровищем, но теперь она не стала противиться. Накрыла ладонями кристалл, ощутила мимолетный жар прикосновения к могущественному, но неживому и неразумному существу – а затем начала медленно сползать в бездонный колодец.
Эристо-Вет улыбнулась. Пол прогибался под ногами, таял, словно оставленное на солнцепеке масло. Где-то далеко, наверху, горели свечи – а вокруг струился приятный сумеречный свет.
«Яви свою милость, Отец всех элеанов. Из полутьмы взываю к тебе…»
Свинцовый куб, чувствуя взгляд Бога, запел в руках.
Эристо-Вет тоже ощутила присутствие Санаула.
«Я хочу найти жрицу Нитар-Лисс и ее спутника», – подумала она, – «помоги мне, Отец Сумерек».
Несколько мгновений – или часов? – ничего не происходило. Она по-прежнему висела в дымке, не видя ничего вокруг себя. А затем – словно кто-то резко дернул в сторону серое покрывало, и Эристо-Вет понеслась головой вниз навстречу прошлому. Только перед тем, как погрузиться в омут событий, ийлура сообразила, что странный свинцовый куб показывает ей вовсе не то, о чем она просила у Бога.
Или же Санаул пожелал, чтобы Эристо-Вет получила ответы на вопросы, которые не осмеливалась задать.
* * *
…В узкое окно кельи заглядывала ночь. Повсюду было темно и тихо; спали послушники и посвященные, видел десятый сон Настоятель Храма, ворочался в углу на циновке ийлур по имени Лан-Ар – так, словно пытался избавиться от навязчивого кошмара.
Ин-Шатур, поглаживая бородку, щурился на тонкий язычок огня в лампе. Если смотреть на него сквозь ресницы, получалось, будто багряная звезда сошла с неба и поселилась в душном сумраке.
Посвященный сидел за столом, сложив домиком пальцы. Перед ним в чернильнице отдыхало истертое перо, а рядом приютилась маленькая книжка в коричневом переплете. Этой глухой ночью работа, наконец, была окончена; Ин-Шатур отдыхал – но мысли без устали крутились в голове, словно стая оголодалых волков вокруг загнанного в угол, но еще полного сил оленя.
«Итак, моя дорогая Нитар-Лисс, время настало. Мы ведь оба знаем, что Сад Бога – не для смертных. И к Оку Сумерек может прикоснуться только Санаул. Но ты нашла ключ, и теперь не успокоишься, пока не достигнешь Лабиринта; тебе хочется быть выше Эртинойса – или уж хотя бы выше твоего учителя Элхаджа. Наверное, для тебя это будет означать свободу – но для элеанов это окажется страшным святотатством, коего не должно случиться никогда. И поэтому мой долг – остановить тебя, впрочем, как и любого, кто нашел бы ключ. Я еще не знаю, как – но без карты ты и близко не подберешься к Лабиринту, а значит – есть еще способ тебя остановить, и Темный кристалл по-прежнему будет служить только лишь Сумеречному Отцу…»
На сердце было неспокойно. Ин-Шатур встал, прошелся по келье. Он старался ступать тихо, чтобы не разбудить раба, но циновки похрустывали под ногами – и Лан-Ар вдруг резко сел на своем подобии постели, уставился на посвященного своими темными и недобрыми глазами.
– Вам не спится, хозяин?
«А достаточно ли я хорошо спрятал карту?»
– Отдыхай, Лан-Ар. Скоро новый день, а у тебя немало работы. Не мешай мне размышлять.
Парень почесал затылок, и молча улегся, отвернулся к стене. Но было видно, что он не спит, а прислушивается к сухому шороху циновок под сандалиями посвященного.
