Но Станислав Петрович встал, выбрался из-за стола, заваленного бумагами, пристально взглянул на генерала и поинтересовался:
– Случилось что-нибудь?
Потапчук криво усмехнулся.
– Случилось… Есть хорошие новости и плохие.
С каких начать?
– Лучше с хороших.
– Если с хороших, тогда слушай. Со мной связался один польский полковник. Когда-то я ему сильно помог. Сейчас он не удел, живет под Варшавой, пенсия у него маленькая, а мужик очень толковый. И при Ярузсльском он занимал очень важный пост. Вернее, пост был не важный, но информация, которая шла через полковника, была чрезвычайно интересной. Так вот что он сообщил. Наш друг Владимир Владиславович Савельев в Польше приобрел паспорт на имя Мстислава Рыбчинского.
– Это уже серьезно, – проговорил Поливанов, быстро записывая на чистом листе имя и фамилию, под которыми скрывается Владимир Владиславович Савельев, отставной полковник КГБ. – А плохие новости?
– Плохие новости: тебя, Станислав Петрович, я должен откомандировать в Чечню'.
Поливанов покачал головой, молча глядя на генерала Потапчука. Тот в ответ пожал плечами и развел руки: вот так-то, брат, больше я ничего сделать не могу.
– Ясно, спасибо и на этом.
– Послезавтра ты должен будешь находиться в Грозном. Так что собирайся.
– Хорошо, – кивнул Станислав Петрович, быстро складывая бумаги и закрывая папки.
* * *
Итальянец Антонио Эскуразо очень гордился своим особняком, ведь раньше этот дом принадлежал одной из голливудских кинозвезд. Но потом кинозвезда была вынуждена продать особняк, три очень дорогих автомобиля и часть своего гардероба. Антонио Эскуразо хотел выкупить и ее драгоценности, но та уперлась и не захотела продавать драгоценности ни за какие деньги.
Итальянец лишь пожал плечами, когда услышал об отказе экс-кинозвезды.
– Года через два, а может, через три, она обязательно будет распродавать все свои бриллианты, и вот тогда-то я их и куплю. Причем продаст она их куда дешевле, чем могла бы сейчас, – сказал он своему секретарю.
Молодой человек, который являлся дальним родственником Антонио Эскуразо, согласно закивал головой.
Антонио Эскуразо обставил особняк по собственному вкусу. Он был похож на дворцы венецианских дожей. Та же шикарная старинная мебель, вывезенная из Европы, потемневшие от времени картины в массивных тяжеловесных золоченых рамах, старые ковры. Ничего современного – ни жалюзи на огромных окнах, ни микроволновых печей – в общем, ничего из того, чем так привыкли гордиться американцы.
Во внутреннем дворике особняка был шикарный бассейн, выложенный итальянским розовым мрамором.
* * *
Вот в этом бассейне сейчас Антонио Эскуразо и плавал. Его секретарь стоял на парапете. Двое слуг тоже находились поблизости, готовые по первому слову хозяина, по одному лишь его взгляду накинуть на крепкое тело своего господина шикарный махровый халат и подать поднос, на котором дымились чашечка крепчайшего кофе и зажженная сигара.
Антонио Эскуразо почти никогда не разлучался с толстой сигарой.
Он плавал в бассейне, нырял, фыркал, тряс лысой головой. Черные густые бакенбарды намокли и свисали вдоль круглых щек. Антонио Эскуразо наслаждался жизнью. И это было видно даже невооруженным глазом. Он радовался солнцу, радовался теплой воде в бассейне. Он уже привык к богатству.
Но тем не менее, едва разговор заходил о деньгах или о возможности легко и быстро их заработать, как немного флегматичный Антонио тут же становился совсем другим. Он весь подбирался, словно тигр, готовый к прыжку, его глаза делались узкими, будто щелочки, прорезанные лезвием. Он весь обращался в слух, и в его голове мгновенно начинали прокручиваться всевозможные варианты и комбинации.
Даже сейчас, плавая от одного конца мраморного бассейна к другому, ныряя и фыркая, дон Эскуразо – а он любил, когда его так величали, – думал о своих вкладах в различные банки.
В последнее время дела его шли не очень хорошо.
Основную часть дохода приносила торговля наркотиками. Дело это было хоть и прибыльным, но очень хлопотным. Много кому приходилось платить.
И дон Эскуразо в последние два года уже подумывал о том, как бы уйти на покой. Но перед этим надо было сделать еще один решительный рывок и преумножить свое и без того немалое состояние. Вот этот-то намеченный рывок он так и не мог сделать. Постоянно возникали серьезные помехи и осложнения.
