- Вот как, неоценимые услуги… Как я понимаю, обвинения с тебя сняты? - тихо спросила Нарцисса.
- Да, - голос был хриплым, словно Люциус сорвал его, - помилование подписано Шеклботом.
- Что ж. Это самая маленькая плата за то, что ты для него сделал. И за то, как он вел себя весь последний год.
Драко понимал, что речь идет отнюдь не о новом министре магии. Отец развернулся и, тяжело ступая, пошел к лестнице. Нарцисса хлопнула в ладоши, вызывая домовика, и жестом отправила его вслед за мужем. Когда стих скрип дубовых ступеней, Драко положил ладонь на тонкое материнское плечо.
- Что теперь будет, мам? - спросил он, заранее зная ответ.
- Будем жить, сынок. Будем жить.
…И они начали жить. Первое время вздрагивали, заслышав непонятный шум или скрежет совиного клюва о стекло. Просыпались по ночам от кошмаров и лежали в тишине, глядя в траурную черноту за окном. По крупицам перебирали воспоминания прошедшего года, мучительно думая: почему все пошло так, как пошло? И - что будет дальше? Чего ждать от мирного времени? Во всяком случае, с Драко было именно так.
Мать целиком ушла в обычные заботы о доме и поместье, гоняла эльфов из кухни в бельевую, из погреба в оранжереи, по десять раз на дню заставляя полировать лестничные перила или подметать парковые дорожки. Своеобразный способ защититься от действительности. Не хуже и не лучше любого другого.
Отец… он был почти жалок. Азкабан и тесное общение с бывшим повелителем прошлись по былому ледяному великолепию так, что от мистера Люциуса Абраксаса Малфоя не осталось и следа. Он целыми днями сидел, запершись у себя в спальне, и спускался только к ужину, причем ел жадно, рассеяно глядя в тарелку, и явно даже не видел, что ему подают. Нарцисса пыталась делать вид, что ничего не происходит, улыбалась, разговаривала за столом неестественно оживленно, и от этого Драко страдал вдвойне: казалось, что родители после всего пережитого просто тронулись умом. Первое время он просто часами торчал в библиотеке или гонялся по саду за снитчем. Потом получил сову от Грегори - тот находился в клинике Мунго с тяжелыми ожогами. Малфой навестил его - и с тех пор начал выбираться из поместья регулярно. То мотался в паркинсоновское поместье, где под домашним арестом сидела Пэнс в ожидании рассмотрения своего дела (выкрик «Хватайте Поттера!» дорого ей обошелся, Паркинсон обвиняли ни больше ни меньше, чем в подстрекательстве к убийству). То к матери Винсента: старший Крэбб получил пять лет Азкабана и еще пять - поражения в правах, она осталась совсем одна, практически не выходила из дому, сутками рассматривая детские колдографии сына и подпуская к себе только Драко и свою доверенную эльфийку. Летал к Блейзу, который счастливо избежал обвинений и теперь собирался в Италию - навестить семейство очередного отчима… Чудовищное напряжение, державшее Малфоя в узде весь последний год, постепенно отпускало. Газетные статьи, шумные судебные процессы, ликование широких народных масс - все это проходило мимо него: будто тонкие паутинки, реющие в воздухе огромного малфоевского парка, медленно оплетали сознание Драко, заключая его в плотный кокон тесного теплого бездумья.
Этот кокон был разорван теплым июльским вечером, во время семейного ужина. Драко как раз допивал свой кофе, намереваясь уйти в библиотеку и поболтать по каминной сети с Пэнси, когда мать отложила изящную двузубую вилочку, которой бесцельно гоняла по десертной тарелке ломтики груши, и спросила:
- Драко, ты уже думал, где будешь завершать образование?
Драко изумленно моргнул. Месяц назад потрепанная хогвартская сова притащила в Малфой-мэнор плотный желтоватый конверт, украшенный разноцветными печатями. В конверте оказался диплом, подтверждающий, что Драко Люциус Малфой окончил курс семилетнего обучения в Школе чародейства и волшебства, и выпускные экзамены зачтены ему автоматом - как и всем семикурсникам Хога (выжившим, разумеется). На мгновение Малфой даже испытал приступ самодовольства, подумав о том, что Поттер со товарищи вынужден будет еще год торчать под опекой профессоров, потом сунул диплом в дальний ящик стола и забыл о нем. Он считал, что на этом учеба закончена, и теперешние слова матери прозвучали как гром среди ясного неба.
