— Я б не так ловил браконьеров, — говорил он, сходя в воду. — Глядите в корень явления, — поучал Владимир Петрович егерей. — Найдите жемчужное зерно истины в навозной куче фактов, ликвидируйте причину, рождающую зло.
— Горожане, — сказал Сергеев.
— И мужиков хвалить неча, — сказал Сашка. — Варнаки, истребители. Рыбу повыловили, леса вырубили. Я бы их, гадов, стрелял солью в…
— Уж больно ты свиреп, — укорял Сергеев. — Ну, бывают глупыми, верно.
— И не хотят быть умными!
— Мы их жмем. Сколько ныне похватали сетей? А они денег стоят. К примеру, ряжевая сеть из капрона в тридцать метров длиной…
Он нашарил болтающийся на шее бинокль, приставил к глазам. Бормотал:
— А штраф берем, если попадет осетр хотя с ноготь величиной, половину сотни, поскольку мы должны восстанавливать… Саш! Вынимают!
И Сергеев бойко скакнул в лодку. Моторы заработали, лодка побежала к широкой воде, поднимая донную муть.
На Владимира Петровича двинулась желтая волна. Он выскочил на берег. На него — голого — смотрел, вытягивая задние лапы одну за другой, рыжий пес Верный.
А в двойной рев сергеевских моторов уже вплелось тоненькое и четкое, будто красная нитка, журчание третьего мотора, по-комариному привязчивое.
Знак сработал — Малинкин уходил от егерей, полным ходом.
Пес Верный бегал по берегу, взлаивая и поскуливая. Но догадался, взбежал на высокий берег и смотрел оттуда. Владимир Петрович сходил к палатке за кусочком сахара и натянул сухие плавки.
Пес грыз сахар озабоченно: то хватал кусочек, то выплевывал его. Он настораживался, прислушиваясь.
4
В протоку вошли лодки. Впереди шла узенькая, изготовленная для больших скоростей, лодка. В ней сидели Малинкин и усатый Васька. «Поймали!» Владимир Петрович был расстроен и обрадован одновременно (и отметил богатство своих реакций — вдвое больше, чем у стандартного человека. Тот либо рад, либо страдает). В черной лодке сидели егеря. Сейчас это была шумная посудина: Сашка ругал Малинкина. К нему присоединился пес и стал лаять с берега.
Вдвоем они подняли шум, необычный для этих тихих мест.
— Ворюга! — вопил Сашка, и шея его надувалась, а жилы темнели.
— Гав! Гав! Гав! — Рыжий пес подпрыгивал, рвался к белой лодке — драться.
— Сволочи!.. Хапуги!.. — губы Сашки вздернулись. «Значит, не поймали!» — думал Владимир Петрович. А Сергеев? Глаза прикрыл.
Когда Сашка охрип и выдохся, стал ругаться Малинкин. Он держался руками за борта и вопил:
— Ты зоб не надувай! Лопнешь! Ты рыбу видел? При свидетеле говори!
— Видел!
— Гав! Гав! Гав!
— Хочешь увидеть? Обыскивай, разрешаю!
— А дом на что отгрохал? «Яву» тоже на пенсию купил?
— Завидки берут, завидки! Го-го-го! — загоготал Малинкин. При этих странных для человека звуках губы его вытягивались дудкой, а нос приподнимался и дрожал.
— Го-го-го!
— Гав-гав-гав!
Сашка привстал в лодке.
«Схлестнутся! — радостно подумал Владимир Петрович, и все в нем задрожало. — Будет драка!»
— Поехали! — приказал Сергеев, и Сашка покорно сел. Он взял короткое весло и подпихнулся к берегу — рыжий пес прыгнул в лодку.
…Уплыли они на одном моторе. И только вывернули за мыс, как Малинкин стал из-под себя выхватывать стерлядей и кидать Владимиру Петровичу.
— Черт! Увидят!.. — напугался тот.
Васька захохотал. Кинув еще стерлядку и крикнув: «С тебя причитается», Малинкин направил лодку в широкую воду.
…Когда егеря ставили лодку у берега, Сашка сказал:
— Слышь, почему мы не осмотрели Малинкина?
— И хорошо, что не осмотрели, — сказал Сергеев. — А ведь обнаглел мужик, правда?
— Дураки мы с тобой, Сергеев, — сказал Сашка. — Можем в цирке работать, лбом гвоздь забивать.
— Но руки, руки-то он мне развязал.
![Неоседланные лошади [Сборник рассказов]](/uploads/books/images/1c/1c16ca2920b359b5ad73cd59634fdad6e7101e6f.jpg)
