Джесси выбралась из кровати и проследовала за мужем через короткий коридор на кухню. Там под потолком тоже крутился вентилятор. Шторы на западных окнах Том задернул. Свет в той стороне еще отливал алым, но небо над Качалкой становилось все бледнее. Том уже давно наполнил четыре тарелки беконом с яичницей (сегодня болтуньей, а не глазуньей) и тостами. Тарелки ждали на круглом столике в углу.
– Подъем, сони! – крикнул Том в сторону детской, и Рэй что-то промычал в ответ без всякого энтузиазма.
Джесси подошла к холодильнику и щедро плеснула молока себе в кофе, а Том включил радио, чтобы поймать Форт-Стоктон, откуда в половине седьмого передавали новости. В кухню вприпрыжку вбежала Стиви.
– Мам, сегодня лошадкин день! – сказала она. – Мы едем к Душистому Горошку!
– Едем, едем. – Джесси поражало, как можно быть с утра такой энергичной, даже если тебе всего шесть лет. Она налила дочке стакан апельсинового сока, а малютка, одетая в ночную рубашку с надписью «Техасский университет», взобралась на стул, уселась на самом краешке, болтая ногами, и принялась за тосты. – Как спалось?
– Хорошо. Можно мне сегодня покататься на Душистом Горошке?
– Может быть. Посмотрим, что скажет мистер Лукас.
Джесси надумала съездить к Лукасам, которые жили примерно в шести милях западнее Инферно, и устроить тщательный осмотр их золотистому паломино[5]. Душистый Горошек был существом деликатным, Тайлер Лукас и его жена Бесси изрядно намучились, пока вырастили жеребенка. Кроме того, Джесси знала, как Стиви ждет этой поездки.
– Давай завтракай, ковбойша, – сказал Том. – Чтобы усидеть на диком коне, понадобятся силы.
Они услышали, как в гостиной ожил телевизор, и тут же загрохотал рок. В другой половине дома находилась спутниковая антенна, которая принимала почти триста каналов, связывая Инферно со всеми частями света.
– Отставить телевизор! – крикнул Том. – Иди завтракать!
– Только минуточку! – по обыкновению, взмолился Рэй, бывший теленаркоманом и питавший особое пристрастие к скудно одетым моделям из видеоклипов MTV.
– Кому говорю?!
Телевизор со щелчком выключили, и в кухню вошел Рэй Хэммонд четырнадцати лет от роду. Он был тощий, долговязый, глазастый (совсем как я в его возрасте, подумал Том) и носил очки, увеличивавшие глаза: не сильно, но достаточно, чтобы заработать в школе кличку Рентген. Он жаждал контактных линз и телосложения Арнольда Шварценеггера; первое было ему обещано после шестнадцатилетия, а второе стало бредовой мечтой, достичь которой нельзя никаким культуризмом. Светло-каштановые волосы Рэй коротко стриг, лишь на макушке торчали выкрашенные в оранжевый цвет шипы – уговорить его избавиться от них не удалось ни отцу, ни матери. Рэй был гордым обладателем нескольких пестро-полосатых рубах и вареных джинсов, которые заставляли Тома с Джесси думать, что, совершив полный круг, шестидесятые вернулись. Сейчас, однако, Рэй был облачен лишь в ярко-красные пижамные штаны. Желтоватая впалая грудь оставалась открытой.
– Доброе утро, пришелец, – сказала Джесси.
– Добгое утго, пгишелец, – спопугайничала Стиви.
– Привет. – Рэй плюхнулся на стул и зевнул во весь рот. – Сок. – И протянул руку.
– Пожалуйста.
Джесси налила ему сока, передала через стол и посмотрела, как сын вылил содержимое стакана в широко раскрытый рот. Рэй, который даже в промокшей насквозь одежде весил всего около ста пятнадцати фунтов, ел и пил быстрее оравы голодных ковбоев. Мальчик занялся яичницей с беконом.
Сосредоточенная атака на тарелку преследовала определенную цель. Под утро Рэю приснилась Белинда Соньерс, блондиночка, которая на английском сидела за соседней с ним партой, и подробности сна все еще оставались в памяти. Если бы у него встало прямо здесь, во время завтрака, при предках, возникла бы неловкая ситуация, поэтому мальчик сконцентрировался на еде, которую считал самым распрекрасным делом после секса. Не то чтобы он имел опыт, конечно. Прыщей у Рэя выскакивало столько, что на следующие несколько тысячелетий он мог забыть о половых контактах. Рэй до отказа набил рот тостом.
– Где пожар? – спросил Том.
