– Мишка сегодня опять ювелирную лавку грабанул! Всем своим телкам купил часы с брюлликами. Взял оптом по 120 тысяч за штуку.
– Че так дешево?
– Да это из прошлой коллекции залежались.
– В Инсбрук-то поедешь?
– Че там делать? Разве что в хижину на снегокатах смотаться? Так я свинину есть не могу – печенку прихватило. А сидеть и смотреть, как вы обжираетесь.
– А энотерапию не пробовал?
– Говорю же – печенка. Только водочку родимую и могу.
– Что-то «Петрюс» сегодня какой-то жидкий. Без цимеса. Из такого только глинтвейн варить.
– Так его только что декантировали! Еще не надышался. Я торчу! Ромка «Петрюсом» устрицы запивает.
– Да хоть селедку! Его дело. Имеет право.
– Не скажи. По мне, под «Петрюс» только говядина идет, и то одного сорта – японская мраморная. Такое вино уважать надо.
– Уважать себя надо, а не вино. Русские мы или французы недобитые?
– А куда Бридман подался?
– В Санкт-Мориц. Они в прошлом году туда с женой поехали, так та потом все уши прожужжала, что тамошние собачки ходят в норковых манто и брюлликах. Короче, они своей шавке справили пальтецо из горностая, вместо пуговиц стразы от Сваровски, и повезли это лысое чудо в Швейцарию. Для посрамления местного собачьего бомонда.
– Слушай, французы совсем обнаглели! Они теперь счет не на два, а на три умножают! Вчера в «Le Chabichou» нас на шестьсот евро обсчитать пытались.
– И что?
– Пришлось поскандалить.
– Ну хоть развлеклись, а то ведь со скуки сдохнуть можно.
– А слышала, как в «Les Caves» наших пытались на двадцать пять тысяч посадить?
– Нет! Расскажи!
– Ты что, об этом весь Куршевель гудел! А, ты же только что из Италии, не слышала. Короче, там наши олигархические детки за три столика заплатили шестьдесят тысяч. Ну, по двадцатке за стол. Правда, всю ночь кутили. Утром им прямо в постельку дополнительный чек приносят. Они с похмелюги и подмахнули: дескать, отвалите, дайте поспать. Нули, конечно, не посчитали. Проспались, тут выясняется: чек-то они подписали на двадцать пять штук! Неслабо, да?
– И что, отдали?
– Щас!
– Кто-то там из них бизнес-школу, что ли, окончил. То есть некоторой экономической грамотой владел. Отбились. Причем без потерь.
– Смотри-ка, неужели кто-то из цветов жизни что-то еще оканчивает?
– Конечно. Кому же отцы передадут нажитое непосильным трудом?
– Ой, слушай, а сколько раз нам чужой счет пытались всучить! Зазеваешься и все – считай себя коммунистом. Я такой нахальной обдираловки, как в Куршевеле, нигде не встречала. Можно путеводитель составить, где какие приемчики используют.
– В «La Via Ferrata» тебе обязательно внесут в счет какую-нибудь лишнюю бутылку, евриков за триста—четыреста.
– Это что! Нам в «Le Bateau Ivre», представь, две звезды Мишлен, гордость курорта, вместо одной бутылки «Chateau Margaux» вписали три!
– А одна на сколько тянет?
– Тыщи на три.
– Слушай, я понять не могу, Мишкин гарем – это модели или проститутки?
– А в чем разница?
– В содержании. Модель порядка на два дороже стоит.
– Но он же эстет, копейки не считает. Ему что пять тысяч, что пятьсот.
– Так эти – кто?
– По виду – модели, по глазам – шлюхи. Но не нашего круга, сразу видно.
– Так вы замок-то купили?
– Да, в Нормандии. Сейчас отделываем.
– А мой собрался виноградник в долине Роны покупать. Будем, говорит, пить вино, сделанное своими руками и ногами.
– Ноги только помыть не забудь! И лак с ногтей снять.
Я восторженно ловила обрывки разговоров, едва успевая крутить головой и отслеживать, кто именно о чем беседует.
Юлька болтала с каким-то изогнувшимся дугой рыжим, веснушчатым мужчинкой, Марат громко хохотал за соседним столиком, обсуждая какой-то телемост между Куршевелем и Красной Поляной, который почему-то так и не состоялся. То есть мне никто не мешал. Практически невидимый официант подливал в мой пустеющий бокал вино, я заедала восхитительную терпкость какими-то вкусностями, изобильно томящимися на столе, и чувствовала себя совершенно счастливой. Я была среди своих. Это был мой круг. Мое общество. Моя жизнь.
* * *
Тихая, словно усыпляющая музыка зазвучала чуть громче, на сверкающий паркет стали выбираться пары. С бокалом в руке ко мне подсел какой-то мелкий лысоватый тип с однозначно знакомым лицом. Лицо странно плющилось и растекалось: видно, меня вновь настигал приступ куриной слепоты.
