— У меня в голове такая глубокая социальная реальность, что все ваши парады и манифестации никак ее не заменят. Хотя, если надо, я могу нести какой-нибудь транспарант. «Философию — в массы» или что-то такое.
— Ну парады-то ладно… Карамышев хочет с тобой увидеться. На приеме был бы как раз удобный случай.
— Э, я вижу, вы тут уже решили меня к чему-то приспособить! Может, лучше рассказать сразу все начистоту?
— Не переоценивай свою роль в истории. Но на самом деле я сам ничего не знаю. Я приехал просто передать приглашение. Твое дело — согласиться или отказаться.
— Ну конечно, я отказываюсь, как и сказал. Зачем мне туда идти? Что там может быть для меня интересного?
Максим помолчал еще немного, отхлебывая чай. Лунин чувствовал, что он не все сказал, что хотел, и ждал продолжения.
— Моника тоже будет, — сказал вдруг Кириллов.
Лунин ожидал чего угодно, но не этого.
— А она-то как попала в эту историю? А, ну да…
— Вот-вот. Может быть, она тоже была бы рада тебя видеть.
— Ну, я в этом сильно сомневаюсь. Хотя увидеться я бы не против.
— Ну вот и приходи. Что ты напрягаешься-то так, это один вечер. Не более чем.
— Да знаешь, тут уж или все или ничего… Для хорошей работы нужна полная закупорка. От всего мира.
— И все-таки подумай, — сказал Максим, вставая. — Спасибо за чай.
— Как, ты уже уходишь? У нас ведь разговор только начался. Ничего еще толком не обсудили.
— Ты же хотел полную закупорку, — с легкой насмешкой в голосе сказал Кириллов. — Но дело не в этом, я просто спешу. Куча дел еще сегодня на вечер. Или вернее, остаток ночи.
— Ну ладно, ты заглядывай, я тут буду долго. Я приехал на всю зиму.
— Будущее покажет, — сказал Кириллов с улыбкой. — Сейчас может быть все очень необычно. Но надеюсь, что ты все же тут останешься. Желаю тебе хорошо поработать.
— Спасибо, я постараюсь. Как же ты в этот дождь?
— Ничего, меня ждет машина. Вот зима-то, а? Снега в этом году еще не было. Ну давай, до встречи. Если все же соберешься, это будет во дворце на главной улице, знаешь где это? Мы как раз вчера туда въехали.
— Я подумаю, — сказал Лунин, чтобы его не расстраивать. — Но не обещаю.
Они попрощались, и Лунин вернулся в свое кресло. Чай еще оставался, и допивая последнюю чашку, он в задумчивости смотрел в темное окно, где едва видны были силуэты деревьев, шатавшиеся на ветру. Работать сегодня уже не хотелось, воображение было слишком отвлечено.
Допив чай, он убрал со стола, принял горячий душ и с наслаждением улегся на чистых простынях. Революционные времена это напоминало пока мало. А что будет завтра — то будет завтра, подумал он, закрывая глаза.
Сон не шел к нему, хотя сознание постепенно отключалось от дневных впечатлений, вызывая вместо них какие-то призраки. Бледный контур Кириллова явился снова, почему-то махая рукой в странном приветствии. Мелькнул и исчез штормовой Залив, как-то косо и под наклоном, взгляд выхватил пузырьки на гребне одной высоко поднявшейся волны. Море было необычно окрашено, мутным оранжевым светом, лившимся с неба из туч.
Наконец он провалился в тяжелый сон. Кошмар, охвативший его сознание, все углублялся и углублялся, на протяжении нескольких часов. Наконец, где-то в третьем часу ночи Лунин вскочил в постели, очнувшись от тяжелого беспамятства, открыв глаза, глядя в темноту и ничего не видя.
Сердце его сильно билось. Перед глазами стояла картинка, только что увиденная во сне: морозный иней на оконном стекле, небольшая комната, угол грубого деревянного стола и черный ручей, текущий по полу рядом с этим столом. Со стоном опустился он на подушку, и до утра уже спал без сновидений.
