Пройдя по взморью, он снова вышел к дюнам. Как бы в подтверждение его мыслей небо почти очистилось, только вдали, как заснеженный хребет, висела над берегом огромная серая туча. Небо над головой блестело вечерней лазурью, и несколько оставшихся там облаков, вытянувшихся длинной цепью, казались уже почти черными. Через несколько минут солнце окончательно погрузилось в волны, и стало совсем темно. Пора было возвращаться домой.
Гулять в темноте Лунин не любил — появлялось ощущение темной запертой комнаты, а не открытого пространства. Хорошие и глубокие медитации удавались только на больших просторах, может быть, поэтому он так любил этот город, с его холмами, речными отмелями, и главное, морем. Ежась от холода и приходя постепенно в себя от очередного погружения в бессознательное, он вернулся в свой домик.
Войдя туда, Лунин понял, что он уже совсем привык к нему. Находиться в каком-то другом месте больше не хотелось, тут было все «как дома». Спокойно и никуда не торопясь, он приготовил себе вкусный ужин, немного поколебался и взял из бара небольшую бутылочку коньяку. Его все время не оставляло ощущение, что настоящие хозяева этого дома вдруг явятся тут на пороге, и придется с ними объясняться по поводу незаконного вторжения, игры на чужом клавесине и съеденных продуктов. Но понемногу это ощущение ослабевало. Может быть, они просто сбежали от революции куда-то в Европу, подумал Лунин.
Зачем-то чокнувшись стаканом коньяка с зеркалом, которое отразило его бледное лицо, всклокоченные волосы и умные — Лунин не удержался, чтобы это не отметить — глаза, он выпил сразу полстакана. По телу разливалось приятное тепло. Неторопливо и со вкусом съев бифштекс с картошкой, зажаренной на корне имбиря, кусок которого, к счастью, нашелся тут в холодильнике, Лунин почувствовал себя совсем хорошо. Допив коньяк, он уже встал было для вечерней импровизации на клавесине, как вдруг ему показалась, что калитка на улице скрипнула.
Лунин замер и прислушался. Больше ничего не было слышно. Нервы его были напряжены, он оглянулся в поисках оружия. Пистолет лежал на прежнем месте, там где он его вчера оставил. Возможно, стоило сегодняшний вечер провести не в прогулке с медитацией, а в упражнениях в стрельбе. Это было уместнее. Он все время забывал, где находится, и чем именно тут занимается.
Взяв пистолет и сняв его с предохранителя, что удалось сделать на удивление просто, Лунин вспомнил, что он даже не спросил, заряжено ли оружие. Исследовать это было некогда, хотя можно было, конечно, просто попробовать пальнуть в потолок для острастки. Хуже бы не стало.
Сжав рукоятку так сильно, что он почувствовал боль в руке, Лунин подошел ко входной двери. Воображение немедленно заработало, как раз тогда, когда было не надо: с той стороны у двери стоял убийца. Из края его рта почему-то стекало что-то желтоватое, взгляд был совершенно безумный. Что он держал в руке, Лунин внутренним взглядом не разглядел.
Решившись, он распахнул дверь, понимая, что дальнейшего ожидания он не вынесет. Падал мокрый снег, небо снова затянуло тучами. Черные деревья качались на ветру. Лунин как будто слышал шелест их ветвей.
Холодный порыв ветра пробрал его, легко одетого, до костей. Во дворе никого не было. Калитка, которую он даже не подумал закрыть, покачивалась на ветру — «вселенском сквозняке», подумал Лунин, чувствуя, как уходит напряжение. Расслабляться тут все-таки не стоило. Подойдя к калитке, он запер ее и с облегчением вернулся в дом.
Ничего делать уже не хотелось, даже дальше пить. Лунин принял горячую ванну и улегся в постель. Моники тут все-таки не хватало, хотя бы за ужогином, подумал он, засыпая. Ветки деревьев стучали в окна, снег налипал на стекла. Через несколько минут он уже крепко спал.
