И в самом деле, маленькое шило так и торчало в выемке старой коряги.
– Спасибо ещё раз, – сказала Ялка.
– Не за что: мы все перед тобой в долгу.
– За что?
Он вскинул сумку на плечо.
– За то, что помнила о нас.
Ялка растерялась и только потом поняла, что он имеет в виду. Ей вспомнился тот ритуал на поляне, в заколдованном лесу, когда лесной народец устроил ей «смотрины». Может, уже тогда они всё знали и предвидели, задумав показаться ей и так, и этак, чтобы она запомнила их всех как можно лучше и потом, когда придёт пора, дала им шанс не исчезнуть?
– Как твоё имя? – спросила Ялка и тут же представилась, чтобы не выглядеть невежливой: – Моё – Иоланта.
– Гриндер, – сказал лепрекон.
И провалился сквозь землю.
* * *
Ослики топали по дороге. Тихо скрипели колёса. Повозка ясеневого дерева неспешно катилась на юг.
– Поражаюсь я вам, испанцам, – вслух размышлял бородатый кукольник. – Чего вам не сидится у себя на родине? Что и говорить, испанская империя огромна, но это же не повод везде держать свои войска. Вполне можно обходиться силами наместников. И всё же где война, там испанец. Непонятно это мне.
Ещё в конце лета Барба прекратил бриться и снова начал отращивать бороду. До былого великолепия было, конечно, ещё далеко, но уже сейчас он выглядел достаточно внушительно. Сидевший рядом Мануэль Гонсалес посмотрел на сицилийца и усмехнулся.
– Что ж непонятного, – философски сказал он. – Любой испанец – воин. Мы три века воевали, чтобы освободить нашу землю. Гранада пала совсем недавно. Да и потом было достаточно мятежей, чтобы не вкладывать оружие в ножны: то сеговийские communeros, то germanias из Валенсии, да и турки не дремлют. А теперь ещё англичане. И Новый Свет тоже не самое спокойное местечко… Вы слыхали что-нибудь о Новом Свете?
– Что? А, si, конечно.
– Многие подались туда после того, как разрешили отъезд. Испанский дворянин не признаёт иного занятия, кроме войны, а дворян в Испании не счесть.
– Squzi? – Карл Барба поправил очки. – Вы тоже дворянин?
– Нет, я не дворянин.
– Тогда зачем это вам?
– Трудно объяснить. Я из Толедо. Это о чём-нибудь вам говорит?
– Смотря что вы хотите этим сказать, – уклончиво ответил Барба.
– Я оружейник. И всегда был охоч до новых впечатлений. Но путешествия мне были не по карману, а сидеть на месте – это не по мне. Вы понимаете меня?
– Вполне. Вижу, без дела вы не останетесь.
– Да уж…
Они проехали ещё немного. Ряды высоких ореховых деревьев вдоль дороги медленно теряли листья. Солнце ещё припекало, но ветер был холодный, кукольник и испанец мёрзли; но если испанец обходился так, то Барба кутался в меховую куртку, всё время ёжился и зевал. Под глазами его набрякли мешки.
– Вы стали плохо спать, – заметил Мануэль.
– И не говорите, – печально согласился итальянец. – С тех пор как сожгли того рыжего монаха-лекаря, со мною сам не понимаю, что творится. Иной раз думаю, что я схожу с ума.
– Отчего же?
– Куклы, mon ami. – Бородач похлопал по сундуку за своей спиной.
– А что куклы?
– Сам не понимаю. – Взгляд Барбы сделался задумчив. – У меня такое впечатление, что они… как это по-фламандски… animacioni…
– Ожили?
– Si, ожили. Всякий раз, когда я открываю сундук, они лежат по-другому, не так, как я их положил. Пьеро всё время перебирается к Коломбине, пёс будто треплет Арлекина, а этот негодяй Пульчинелла вообще прячется по углам, на самом дне. Перед каждым представлением я подолгу не могу найти нужную куклу, они будто прячутся. Ночами там будто кто-то шуршит, смеётся, шепчется… Верите ли, я стал закрывать сундук на замок, иначе боюсь оставаться один. Не жизнь, а просто кошмарный сон. Я так устал от этих кукол!
– По-моему, вы переутомились. На вас слишком сильное впечатление произвело аутодафе.
– Может быть.
– Если вы никогда раньше не присутствовали на казни, это может вызвать потрясение. Я неоднократно… Caray! Что это там?
Теперь и Барба услышал какие-то крики, поправил очки и разглядел, как справа под деревом двое человек мутузят третьего. Как раз в этот момент они повалили его на землю и стали пинать, а тот сжимался в комок и пытался прикрыть руками голову. Барба натянул поводья, но Мануэль, не дожидаясь остановки, уже соскочил с повозки и бежал к ним.
