Кокс, в том смысле, что кокаин, LSD, Е, пейотль, были слишком дороги, чтоб проводить на их основе массовые исследования. Hикому не секрет государство отчисляет на науку попросту смехотворные средства, кое-как удается заткнуть главные дыры. Так, что, каждый второй понедельник мы закупали по ценам, немного ниже, уровня рыночных, травку у знакомых пушеров, которые в свою очередь были признательны заключенному между нами не афишируемому альянсу, когда Павел Васильевич (наш шеф) в конце квартала отмазывал их перед ментами. Изредка перепадали ленинградские грибочки из отдела инноваций, работать в котором считалось верхом престижа в МИТЕ. В том разделе занимались "необъезженными сферами неизведанного кайфа" слоган в столовой вызывающий неуместные каскады ассоциаций, подпись У. Берроуз, по периферии которого проходили "псилобицинчики", как выговаривает это крыша, в целях научного прогресса регулярно посещающая лаборатории института, наряду с другими клиентами, выплачивающими в кассу некоторые, не слишком обременительные суммы. (Кокаин & et cetera)
Состоять на службе в head office, в столице, в Москве, кто ж не вздыхал о таких возможностях, идеальных условий для экпериментаторства, в Москве и кайфа больше и цепляет сильнее, разносилось по коридорам поверье, но дорожку наверх следовало долгие годы подмазывать герычем, на что были способны далеко не многие. Кто все-таки добивался чинов и карьеры сидел надежно и прочно на своем месте, никому его уступать не собираясь.
По утрам, я, скрипя сердце открывал дверь лаборатории. Подходил к концу третий год существования нашего отдела, но сколь ни будь трансцендентных явлений, пока не наблюдалось, не скользило даже намека на нечто подобное, тогда, как преисполненные чувством недовыполненного долга, мы ежеденно выкуривали минимум по кораблю. Одних пробивало на хавку, другим рот нельзя было заткнуть даже шоколадом (до того они становились несносно велеречивы); остальные попросту укладывались спать, не предчувствуя ничего необычного; я же жестоко обламывался и стервозно обдумывал планы на будущее, не предвещающее ничего экстраординарного, пусть хоть малого проблеска возникшего в первый момент, году эдак в 94.
Павел Васильевич, человек глубоко понимающий, иногда наведывался * нам на этаж, обнадеживая некоторыми, мягко говоря, подачками, какие придавали моей затрапезной астральной душе некоторый даже трансцендентный лоск. Как руководителю отдела ему присылали 10 граммов "неразбодяженного" кокаина каждое шестнадцатое число месяца. Как следствие, дела у Павла Васильевича продвигались, куда, чем более споро. В этом году, он заканчивал, например, работу над диссертацией, исподволь прибегая и к моим мелким услугам в качестве лаборанта и регента. Теми крохами он иногда и делился со мной, ссыпая на карманное зеркальце снежные полоски из министерского пайка. Выходя от него, я взял за правило испускать немного загадочный вид из вполне заурядной своей внешности, вид - каким блистают все сотрудники отдела инноваций, кокаин к тому времени отпускал. "Сколько лет я проторчу в этом злосчастном плановом учетном? - обращалась в мозгу зудящая линия Мебиуса, - Может и всю жизнь. Эх, пропадает молодость, порастает травой, а пора бы уже войти в Большую Hауку!". Поэтому, когда на пороге лаборатории появился Лешка Легкоступов и сразу же, как-то сакрально объявил: "Слыхал, вчера вечером у Джунды башня слетела!", я понял, не без волнения, что началось то самое, чего я так дожидался долго. Сдерживая дрожь на кончиках пальцев, принялся спешно забивать косяки на вечер. Перед обедом, чисто для аппетита мы дунули в столовке, один несуразный косячок и тут я вспомнил, что Джунда, у какого башня слетела вчера вечером, пожалуй, что чаще других употреблял слово "кукунька".
Башню мы отыскали вместе с Пинком часам к одиннадцати вечера, когда солнце уже покинуло окрестности Рязани и стаи комарья носились в дохнувших хмелем лугах, слетались в армады, звенящие в сгустках света уличных светил. Водрузили на место. Джунда почти что сразу открыл глаза и торжественно процедил сквозь ссохшиеся губы: "Во капец!". Чуть позже: "Так накрыло!". Затем добавил еще дважды "капздец" и "капзда". Тем временем, вооруженный стетоскопом, я пытался увидеть, пусть мимолетное, проявление в образе зеркального отражения - Джундину душу. Как учили нас на курсах повышения квалификации проходивших семинарами в Калуге, глаза являются зеркалом души. Hо все безрезультатно, в той тихой заводи не было и тени, кроме недюжинного голубого, жидкого словно водица. Павел Васильевич, заглянув только, вынес на месте вердикт: "Кроме подернутых красными ниточками двух, сваренных вкрутую желтков плавающих в свернувшемся молоке, больше ничего здесь не увидишь, хоть трескайся как в министерстве". Павел Васильевич был большой специалист в подобного рода высказываниях.
