Вернулся Пурно.
— Молинади, Абха, Бина! Пойдемте.
— Куда?
— Мы остановимся у деда Фокира. Там можно вымыться и отдохнуть.
Бина нахмурилась.
— И долго нам придется здесь сидеть?
— Я спрашивал лодочника — скоро поедем…
Все гурьбой, оживленно обмениваясь впечатлениями, двинулись за Фокиром.
— Какие красивые глаза у этого деревенского мальчика! — восхищенно проговорила Абха, кивнув головой в сторону Фокира.
— Представь, я тоже сейчас об этом подумала, — ответила Бина. — Но какой он худенький, бедняжка…
— Верно, некому о нем позаботиться.
— Забота у них одна: не умереть бы с голоду…
Так за беседой приезжие незаметно подошли к дому Фокира.
В бамбуковых зарослях вдруг зашумел предгрозовой ветер. С северо-востока ползли темные тучи.
— Пурно-бабу, смотрите! — воскликнула Молинади. — Собирается гроза! Как же мы поплывем?..
Пурно, Бина, Абха с тревогой взглянули на небо…
Хижина Фокира — две крохотные комнатки. Одна из них нежилая, должно быть хлев. У самых стен густые непроходимые заросли, за ними чуть виднеется старый заболоченный пруд. В комнатке темно. Почти нет домашней утвари; и ни единой вещицы, которая указывала бы на присутствие женщины. Трудно себе представить, как может человек жить в такой нужде. Страшна и угрюма эта нищета — наверное, поэтому так тяжело вздохнула Молинади.
Из угла послышался слабый старческий голос:
— Достал ли ты рису, внучек?
Девушки подошли к старику. Он лежал на грязном лоскутном одеяле, худой, как скелет: провалившиеся щеки, ребра — как обручи на ссохшейся бочке… Рядом с ним кусок глины, ковшик с водой и какие-то инструменты.
Увидев девушек, старик хотел приподняться, но задохнулся в сильном приступе кашля.
— Лежите, дедушка… Мы устроимся сами… — проговорила испуганно Молинади.
— Семь месяцев, дочка, кашель бьет, лихорадка не отпускает. У нас в деревне не найдешь никаких лекарств…
Приезжие молчали. Каждый из них, казалось, чувствовал себя виноватым, что в деревне нет лекарств.
— Пока не осушат этот проклятый пруд, — продолжал старик, — от лихорадки не избавиться. Вся деревня болеет, некому в поле работать…
Раздались первые раскаты грома. Все переглянулись: как же быть? Ведь здесь нельзя задерживаться! Завтра они должны быть на ярмарке. Впереди уйма дел! Да еще нужно наладить выпуск газеты и послать в Калькутту подробный отчет…
Старик бормотал что-то, не спуская глаз с Бины.
Она улыбнулась.
— Что вы так смотрите на меня, хозяин?
— А ну, спусти-ка прядь волос на лоб!
— Зачем?..
Истощенное лицо больного внезапно осветилась улыбкой.
Девушки смотрели на старика полными любопытства глазами: разве он видел когда-нибудь Бину? Или, быть может, она напоминает ему кого-то?..
Послышались голоса Пурно и Фокира. Они вернулись с покупками.
Пурно удалось достать гороху, риса, овощей и немного дров.
— Видимо, нам придется расположиться здесь на ночь. Будем готовить ужин, — сказал он. — Иного выхода нет!
— А как же с лодкой, Пурно-бабу? — спросила Абха.
— Сегодня о поездке нечего и думать. Смотрите, как обложило небо. Плыть всю ночь в такую бурю? Нет, я на это не отважусь.
— Значит, вы остаетесь? Вот хорошо! — обрадовался Фокир. — Сейчас я сбегаю к реке и принесу воды.
— Но у тебя лихорадка, — остановил его Пурно. — Я и сам схожу.
— Лихорадка? — Фокир засмеялся. — Да она у меня еще с прошлых дождей! Для меня это пустяк, бабу. — Мальчик говорил весело и казался беспечным, но глаза его были печальны.
Бина поддержала Пурно:
— Нет, нет, ты только покажи нам дорогу, а за водой мы сходим сами.
Вернувшись с реки, Бина опять подошла к старику. Она застала его за работой.
— Зачем вы встали, хозяин? Вы больны, вам надо лежать!
Взгляд ее упал на куклу, которую держал старик.
— А ну, посмотри-ка, дочка? Узнаешь?
— Кукла! Что за прелесть! — восхищенно проговорила Бина. А подойдя ближе, воскликнула с изумлением: — Да ведь это же я! Мой портрет!
Дрожащими от слабости руками, но счастливый и гордый, старик подправил у куклы нос.
— Ну, вот! Теперь совсем похоже. И тех, дочка, подружек твоих, я тоже слепил. Видишь?
Бина принялась рассматривать кукол. Старик держал в руках две глиняные фигурки. Да, да, это — Абха и Молинади!
