Но если говорить о мыслях, то две внятных среди них все же были. Первая – о графе Эрроубэке. Почему этот гад не убил меня? – силился понять Джо. Граф был очень настойчив в спасении жизни воина – как прежде настойчиво пытался ее отнять. Присылал лекаря трижды в день, велел кормить Джо лучшими харчами, непрерывно топить камин в его комнатенке. Однажды сам граф пришел проведать Джо, и воин спросил:
– Почему?..
– Изволите видеть, я – еленовец. О нас говорят, что мы – самые осторожные люди на свете. Отчасти это правда: мы долго думаем прежде, чем сделать ставку. Но если уж ставим на карту, то ведем игру до конца. Я поставил на вашу хозяйку, Джоакин Ив Ханна, и на вас. Теперь держусь этой карты. Можете мне верить, как ни странно звучит из моих уст.
В другой день к Джоакину пришел Весельчак. Рассказал, как устроился. Спросил о самочувствии. Осмотрел комнатку Джо, заметил:
– Уютный у тебя гробок. В таком приятно помирать.
Джо очень хотел его ударить, но сдержался. Не потому, что не имел сил, а просто – сдержался. Даже сказал: «Ты заходи еще. Кто ж другой меня развлечет добрыми шутками?» Весельчак заходил.
А потом однажды зашел сир Беллем. Сира Спайка Джо убил в поединке, а Беллема и Морригана лишь ранил. Вот сир очухался и явился.
– Прости, парень. С нашей стороны была подлость – идти втроем на одного. Если пожелаешь… ну, потом, когда встанешь… я дам сатисфакцию по всем правилам.
Джо очень хотел посоветовать, куда Беллему засунуть его сатисфакцию, а следом сунуть и меч рукоятью вперед, да провернуть раз несколько… Но тоже сдержался – решил, правильнее смолчать. Собственная сдержанность навеяла мысль, которую позже, наедине с собой, Джо развил.
Аланис. С гнилой кровью ей доводилось почти так же, как Джо сейчас. Больнее, зато быстрее. Характером она крепче Джоакина. Стыдно это признавать, но куда денешься: до ее силы воли ему далеко. Почему же она не сдерживала гнев? Могла ведь, раз уж Джо может…
Потом, так же лежа в постели, он узнал, что погиб император. Тогда ему было очень худо, и даже на мысли не хватало сил. Позже, когда прояснилось, попытался думать о владыке. И о письме Аланис, доставленном графу… Болезненный ребенок сказал бы: сложно будет тебе думать об этом. Душа мешает мыслям – защищается от разочарования. И действительно, шло трудно…
А много позже, когда смог встать с постели, вышел из замка, добрел до моста. Увидел обломок опоры и груду обугленных вагонов. Весельчак, что вел его под локоть, сказал:
– Вот так роскошные досточки! Всем гробкам гробки!..
Весельчак ничего не понимал. Джо испытал странное чувство: понимать то, что другим невдомек.
Еще позже он сумел ходить сам, без помощи. Взял в руку меч – не для драки, а просто проверить. Повертел клинком – хило, медленно, но все же получалось. Тогда он сказал Весельчаку:
– Пора выбираться отсюда.
От радости приятель чуть не подпрыгнул.
– Отличная мысль! Мне уже не по себе от этих мест. Вечно какие-то хмурые типы бродят: то графские головорезы, то агенты протекции, то полиция, то, прости Праматерь, монахи с дубинками. Быстрей уедем – целее будем!
– Да, брат.
– А куда поедем? Я вот что думаю. Ты рассказывал, как послужил графу Виттору Шейланду. Кажется, неплохо вышло. Поехали снова к нему, а? Шейланд тихий, в войны не встряет, нам у него будет – как у Софьи за пазухой.
– Мне нужно во дворец, к миледи.
Весельчак сплюнул.
– Да пропади она пропадом, твоя миледи! Чуть до лопаток не довела!
Джо приготовился уже сдержать собственную руку, которая замахнется дать Весельчаку тычка. Но рука не замахнулась. Не вспыхнул гнев в груди. Странным покоем откликнулись слова приятеля.
– Скажи-ка подробнее, – попросил Джо.
– Ну, я о чем… – смешался Весельчак. – Ты, конечно, можешь думать как угодно, но я вот как мыслю… Ты же миледи спас от смерти. Она за одно это должна была тебя озолотить. Но взамен затащила во дворец, где тьма народу перемерла, а потом еще и послала сюда – почти что на погибель. Вряд ли ты меня послушаешь, но все ж скажу: не к добру она… Обойдем ее стороною, а, Джо?
Он помедлил, слушая отзвуки всех мыслей, что побывали в голове за время хвори. И сказал:
