Впрочем, чего теперь об этом рассуждать. Десятки пар недобрых глаз сверлили дырки в нас двоих: идиотке, которая вообще ни с кем не разговаривает, и её болтливой сестре, излагающей свои жалобы рюкзаку. Парочка несчастных лузеров.
Тухлоедина и Тухлоедина-младшая.
У меня защипало в глазах. «Только не реви, только не реви!» Я упорно молилась про себя, глотая подступившие к горлу рыдания.
Вдруг столик дёрнулся так, что ударил меня по рёбрам. Я подавилась рыданием и уставилась на Антонию, готовая обругать её за неуклюжесть, – всё, на что я оказалась способна. Совершенной неожиданностью для меня стала восторженная улыбка от уха до уха, расплывшаяся по личику младшей сестры.
– Ох, что сейчас будет! – выпалила она.
Антония отпихнула свой поднос, со стуком взгромоздила на стол рюкзак и оперлась на него подбородком, довольная, как кошка, поймавшая с десяток мышей. Вот теперь я испугалась не на шутку. А вдруг она не выдержала давления и совсем съехала с катушек? И я не могу её винить. Просто чудо, что со мной до сих пор не случилось ничего подобного.
– Антония… – начала было я, но она лишь отмахнулась.
– Смотри, – сказала она, – сама увидишь.
Увижу? Передо мной возникла картина: Антония бросается в атаку на миссис Дадли и забивает ей нос варёной морковкой. С одной стороны, я этого боялась, а с другой, мне было любопытно, сколько морковки успеет запихать Антония, пока её не оттащат от кассирши.
Но Антония не двигалась. Она сидела, сияла этой своей улыбкой и барабанила по столу пальцами.
«Да что она вообразила? Что, по её мнению, должно случиться?» Я предпочла сделать вид, что ничего не происходит, и самое важное – аккуратно выстроить горошины на тарелке в группы по три штуки. «Пусть себе сидит и лыбится сколько угодно. Всё равно ничего не случится».
Во второй раз за сегодняшний день я жестоко ошиблась.
Я услышала это прежде, чем увидела: как грохот подходящего поезда. Непонятные глухие звуки со стороны очереди. И рискнула обернуться.
Миссис Дадли стояла возле большого алюминиевого контейнера с упаковками молока. Физиономия её перекосилась от растерянности.
И ничего удивительного. Контейнер с молоком трясся и подпрыгивал, потому что картонные пакеты внутри дёргались и толкались. При этом их никто не трогал.
Миссис Дадли осторожно ткнула пальцем в картонку. Толчки усилились. Она поспешно отдёрнула руку, будто её ударило током.
– Эмма! Тут с молоком что-то неладно, – закричала миссис Дадли: она старалась не срываться на визг, но получалось не слишком удачно.
– Я уже проверила: срок годности не истёк, – прохрипел знакомый голос.
– Нет, оно не прокисло, – сказала миссис Дадли. – Оно… оно прыгает.
– Чего?
– Я говорю…
БАМ!
Контейнер подскочил, на миг завис в воздухе и рухнул обратно. Миссис Дадли заверещала, уже не смущаясь. На сей раз все как по команде повернулись к ней. Никто не сказал ни слова. Никто не шелохнулся.
Контейнер подпрыгнул во второй раз. Миссис Дадли схватила его обеими руками и попыталась водрузить на место. Однако тот не поддавался: так и висел в воздухе.
– Хватит! Хватит! – кричала она. Тогда контейнер снова грохнулся, но только чтобы продолжать прыгать, всё быстрее и быстрее, всё выше и выше. Физиономия миссис Дадли из бледной от страха стала красной от ярости. Она продолжала хвататься за контейнер, даже когда он подпрыгнул так высоко, что ей пришлось подняться на цыпочки. При этом она выдавала такие фразы, которые не пристало произносить сотруднику средней школы.
– Вот так-то! – Антония слегка ущипнула меня за руку.
Не успела я спросить, что это значит, как контейнер рухнул в последний раз и грохот прекратился. В зале повисла тишина: слышалось только тяжёлое дыхание миссис Дадли. Она навалилась на контейнер, держа его обеими руками. На шее у неё набухли толстые вены, а на красном потном лице расцвела злорадная улыбка.
– Попался! – прошипела она.
И тут молоко взорвалось.
Каждый пакет лопнул и выплеснул своё содержимое прямо в ошарашенное лицо миссис Дадли, словно некий мокрый фейерверк. Напор молочной атаки был столь силён, что её подкинуло в воздух. Она повисла на вершине молочного столба, пока сила притяжения не взяла верх, тогда кассирша плюхнулась на пол с громким плеском.
