«4576, 4576, 4576, пожалуйста, пожалуйста…»
– Но ведь это правда. Даже лупоглазая Тухлоедина-младшая воняет так же. Это потому, что кошки гадят на всё, что они подбирают на помойке.
– На помойке? Фу, гадость!
– Бэ!
«Заткнись, заткнись, 4576, 4576…»
Один человек до кассы. Мне нужно лишь набрать код кредитки, и всё закончится. Мэдисон с подпевалами всегда стараются занять место у длинного ряда окон, далеко-далеко от моего стола. И пусть оттуда обзывается сколько хочет. Мы ничего не услышим. Но ледяные пальцы продолжали усиливать хватку, пока я вообще не перестала дышать.
«4576, 4576, 4576, 4576…»
– Они так ужинают каждый вечер. Жрут кошачье дерьмо и закусывают крысиными головами.
– Ой, да ладно! Ты же шутишь! Или нет?
– Бу-э!
Наконец-то я оказалась перед кассой. Лоб прошило острой болью. Перед глазами потемнело. Мои трясущиеся пальцы замерли над клавишами.
«Ладно, ладно, 4576, 4576…»
Сердце замерло у меня в груди. «Погоди! Какие там цифры? То ли 456, то ли 47… какие там, какие там…»
– Да набери уже, – кассирша, какая-то незнакомая тётка с ярким макияжем, выглядела ужасно усталой. На весёленьком бейджике было написано: «Миссис Дадли».
У меня всё сильнее тряслись руки. А четыре цифры, которые я целый год набирала здесь каждый день, вылетели из головы.
– Набери их уже, – визгливо повторила Мэдисон. Двойняшки захихикали.
– Давай я? – предложила Антония. Она пролезла к кассе и стала тыкать во все кнопки подряд.
– А ну стой! – рявкнула миссис Дадли и грубо схватила Антонию за руку. – Из-за вас вся очередь стоит. Если забыла код своей кредитки, выкладывай три доллара и сорок пять центов.
– Не пойдёт! – выпалила Антония, вырываясь. – Не для нас! Мы вообще не платим. У нас бесплатный обед.
Миссис Дадли приподняла брови. По очереди прокатилась волна смешков. А ледяные пальцы внутри уже доползли до горла.
Когда мы переехали в Онига Вэлли, нас включили в программу бесплатного питания как семью с низким доходом. В ней состоял едва ли не каждый четвёртый ученик нашей школы. Но никто об этом не распространялся. Даже словом не смел обмолвиться. Потому что есть такие люди, которые будут рады испортить тебе жизнь, если узнают, что ты беден. Очень сильно испортить.
– Слыхала? – миссис Дадли крикнула кому-то позади себя так, что услышал весь зал. – Они обедают бесплатно.
В окошке за спиной миссис Дадли мелькнули маленькие глазки и сеточка на волосах. На миг они исчезли и появились снова.
– У неё 4576, – прогремел в ответ хриплый голос. – А у сестры 3827.
Я как можно быстрее набрала оба номера и схватила с подставки поднос. Не смея оглянуться, я лишь надеялась, что Антония следует за мной.
– Сидят тут на всём готовом, – бурчала миссис Дадли мне вслед. – Могли бы и сами поработать для разнообразия.
Я уже уселась за круглый столик, но так и не смогла унять дрожь в руках. Антония, которая, как выяснилось, всё-таки пошла за мной, поставила свой поднос рядом. Однако садиться не спешила. Сестра так и стояла, склонив голову к плечу и не спуская глаз с очереди в кассу.
– Почему эта тётя так сказала? – спросила она.
– Сядь на место, – прошипела я.
– Но почему она так сказала?
– Пожалуйста, сядь, – зашептала я снова, так громко, как посмела. Антония наконец подчинилась, но всё равно таращилась на прилавок.
– Мама работает, – сказала она.
– Знаю, – вполголоса ответила я, гоняя куски зелёной картошки по тарелке пластиковой вилкой. – Обедай давай.
– Она работает каждый день, – Антония посмотрела мне в лицо. На щеках у неё проступили яркие гневные пятна. – Она же ничего не знает про маму.
– Пожалуйста, – я зажмурилась и стиснула зубы, стараясь сдержаться. – Забудь о ней.
Антония скорчила рожу. А потом скинула с плеча рюкзак, поставила на колени и спрятала в нём лицо. Я слышала, как она там что-то бубнит, но не стала устраивать сцену.
Из всех возможных сценариев, которые могли разыграться во время обеда, к такому я не была готова. Почему я позволила Мэдисон настолько выбить себя из колеи? Она ведь не сказала ничего нового: всё это я слышала тысячи раз, и кое-что похуже. И почему Антония не соизволила хотя бы раз промолчать? Мама постоянно твердила мне, что я должна быть снисходительной к Антонии, потому что она ничего не может с собой поделать. И я всё чаще задавалась вопросом, не пользуется ли Антония этой своей «беспомощностью» гораздо чаще, чем считает мама.
