Комната, в которую заглянула ведьма, наверняка служила кабинетом: на это весьма прозрачно намекали большой письменный стол и разбросанные повсюду кипы пожелтевших бумаг. На полу, вытянувшись во весь рост и разбросав крестом пухлые руки, лежал мужчина лет пятидесяти. Он был в меру седоват и в меру лысоват. И, судя по своему виду – безнадежно мертв.
Малика невольно запахнула на груди шаль. Зубы начали выбивать мелкую дробь. Уж не об этом ли хотел сказать Нэйд, прежде чем выскочить из дилижанса?!! Йоргг! Да ведь он и сам мог приложить руку к происходящему. Дилижанс ползет неспешно, а если выйти станцией раньше, взять лошадь порезвее… почему нет? И потом, потом… Стук оконной рамы, быстро удаляющиеся шаги…
– Йорггов Нэйд, – пробурчала Малика, в задумчивости переминаясь с ноги на ногу.
Похоже, человек, написавший письмо на имя госпожи Малики Вейн, был убит.
Что теперь? Наверное, выйти из гостиницы и найти полицейского. Рассказать о том, как приехала в пустую и молчаливую гостиницу, как поднялась на второй этаж… Так, что еще? Не забыть бы про таинственные шаги.
Малика еще раз оглядела убитого.
Стоп!
Ни ножа в груди, ни перерезанного горла.
А может быть, она преувеличивает, и хозяин «Лунника» сам помер?От сердца? Ох, сомнительно, сомнительно, госпожа Вейн…
Ведьма потопталась на пороге, прислушиваясь. В гостинице царила тишина, и только с улицы доносился звонкий голос продавца газет. Всевеликий, даже в этой глуши все так же, как в Пражене! Ну, куда ж без наспех оттиснутых тонких листков, гордо именуемых «газетой»…
Преодолевая отвращение, Малика приблизилась к покойному, присела в изголовье на корточки. Полупустой графин в холле никак не давал ей покоя – и ведьма, наклонившись, понюхала губы мертвеца. Она старалась не смотреть на пенные пятна рвоты на груди мужчины. И без того перед глазами все вертелось, того и гляди, грохнешься в обморок рядышком с трупом.
– Хм.
Снова хлопнула рама.
А еще мгновением позже тишину разорвал истошный вопль женщины, появившейся, откуда ни возьмись, на пороге комнаты.
– А-а-а-а! Уби-и-или!
– Стой! – гаркнула Малика, кидаясь к истеричке, – Куда?!!
Ведьма схватила было вопящую матрону за руку, но успела цапнуть только воздух. Затем в нее полетел кувшин с молоком, а противная тетка рванула низ по лестнице, не переставая вопить о том, что – спасите! Убили! Помогите! Убива-а-а-ают!
В общем, когда Малика оказалась в холле, у входа в «Кубок лунника» уже собралась приличных размеров толпа. И это невзирая на раннее утро.
– Убийца! – выкрикнула в последний раз женщина и обличающее ткнула в Малику пальцем.
– Дура! – не осталась в долгу ведьма, вытирая с лица молочные капли.
«Сколько вам заплатить, Малика, чтобы вы не ездили в Блюменс?»
Так, кажется, Нэйд спрашивал? Ох-хо-хох.
Но ведьма все же успела заметить, что полупустой графин таинственным образом исчез.
* * *
А дальше все закрутилось, как детская карусель на ярмарке. С той лишь разницей, что, навизжавшись вдоволь, ребятня расходится по домам, а Малике, судя по всему, грозило кататься до тошноты.
… – Когда я вошла к Арату, он лежал на полу, а эта женщина целовала его в губы, – заявила молочница. Да-да, оказывается, обладательница громкого голоса оказалась всего лишь продавщицей молока.
– Бред, – заявила Малика, – я не знаю ни одного случая, чтобы мужчина скончался от поцелуя. Разве что от ядовитого поцелуя, инспектор. Вы бы лучше поискали того, кто лихо выпрыгнул этим утром из окна гостиницы.
Они сидели в холле все того же «Кубка». Громко жужжащая толпа намертво запечатала вход и все окна первого этажа, молочница словно особа королевских кровей восседала на стуле, а инспектор с необычайно светлыми и водянистыми глазками мрачно расхаживал взад-вперед, время от времени значительно кивая двум полицейским у входа. Ну, и больше всех пострадал ведьмин саквояж – выпотрошенный и пересмотренный самым тщательным образом.
– Госпожа Вейн, – инспектор приблизился к Малике, которая продолжала стоять у злополучного столика, – я уже знаю, что вы – ведьма. Подозреваю, что вам ничего не стоило убить несчастного Арата одним взглядом, не говоря уже о большем.
