— Что ты сказал? — вскинулся упырь.
— Я сказал, что богов, которые порождают к жизни…
— Нет-нет, про имитаторов? Один момент, месьоры! Гвай, допплегангеры принадлежат этому миру? Хайбории? Они, случайно, не пришли из другой Сферы, как каттаканы?
— Увы, но это сомнительное добро принадлежит нам и только нам, — безнадежно ответил Гвайнард. — Что же, всю ночь здесь стоять будем? Надо что-то решать! Обращаюсь к досточтимому допплегангеру: клянусь честью гильдии Ночной Стражи, мы тебя отпустим на все восемь сторон света, только сознайся, что ты — это ты.
— Я — это Конан Канах из Киммерии!
— Заткнись, дрянь! Это я Конан Канах! Гвай, да посмотри ты на меня и на него!
— Что на тебя смотреть, скотина?
И так далее. Началась громкая перебранка, в которой обе дискутирующие стороны не скупились на пышные эпитеты и глубокие сравнения, понося на чем свет стоит пакостных допплегангеров и обвиняя друг друга в самозванстве. Асгерд схватилась за голову:
— Послушайте вы, два недоумка, — прикрикнула она на разбушевавшихся киммерийцев, — хотите поговорить, так выбирайте выражения! Одного Конана я еще терпела, но слушать такое сразу от двоих — выше моих сил!.. Постойте, а где Рэльгонн?
Упырь исчез. Только что был здесь, да вдруг сгинул. Надо полагать, у каттакана появилась некая мысль, которую он собрался реализовать.
— Решительно не понимаю, как теперь поступить, — снова завел старую песню Гвайнард. Впервые за его многолетнюю практику охоты на монстров он чувствовал, что магическое существо если не переиграло Ночную Стражу, то по крайней мере ухитрилось свести результат схватки к ничьей. — Повторяю, я клятвенно обещаю отпустить…
Не успев договорить, Гвай кубарем полетел к ограде постоялого двора — что-то огромное, темное и очень злое толкнуло его в спину. Затем, появившееся из пустоты нечто, видом сходное с лошадью, принялось бешено носиться по двору, грохоча подкованными копытами и злобно стеная, будто обезумевшее привидение.
Эйнар был первым, кто распознал неожиданную опасность и понял, что произошло — Рэльгонн, по ведомым ему одному соображениям, перенес через Ничто принадлежащего Конану сартака, остававшегося в замке, у дальней коновязи. Теперь клыкастый монстр (и в обычное-то время голубиной кротостью и ласковым нравом не отличавшийся) был донельзя взбешен неприятным даже для привычного человека переходом сквозь пустоту и искал обидчика. Рэльгонн благоразумно переместился на крышу таверны и теперь наблюдал за происходящим сверху, Эйнар, дабы не оказаться покусанным разъяренной тварью, с беличьим проворством забрался на росшую у ограды старую яблоню, Асгерд же, понимая, насколько опасно связываться с сартаком, укрылась в деревянном нужнике, стоявшем в углу двора, заодно затащив туда месьора Атрога. Стражники бросились в дом и теперь взирали на происходящее сквозь дверную щелку.
Сартак несколько раз щелкнул клыками буквально в полупальце от седалища Эйнара, устроившегося на ненадежной ветке яблони, и вовсю вопившего нечто наподобие «Помогите, он меня съест!», затем с хозяйским видом пробежался по двору, изыскивая, на ком еще можно выместить раздражение, и только затем обратил внимание на своего владельца. Точнее, владельцев.
Конан и допплегангер в облике Конана отбежали в сторону, опасаясь, что сартак может ударить их копытом или просто растоптать — характер у ездового монстра был скверный. Даже киммерийцу далеко не всегда удавалось с ним поладить, и Конан недавно приобрел несколько лишних шрамов на руке, поскольку чем-то недовольный сартак задел его клыками. Однако варвар был единственным человеком чью волю сартак признавал и кому позволял собой командовать — эти звери являлись однолюбами и были верны только хозяину.
Сартак остановился и уставился на двух одинаковых киммерийцев. Если так можно сказать о лошади (вернее, ее подобии…), то вид у хищника был до крайности озадаченный: как так, почему вместо одного господина у меня теперь их двое? Что за бред?
…Рэльгонн потом признался, что затея с сартаком могла и не сработать, однако надеялся, что врожденные способности существа из чужого мира, достаточно сообразительного и умеющего распознавать магию, позволят выявить настоящего Конана. Все-таки, под личиной киммерийца скрывалось магическое существо, пускай его и невозможно было отличить от человека при помощи использующегося людьми и каттаканами волшебного искусства — не смотря на очевидную разницу двух рас в облике и устройстве жизни, человек и каттакан шли по одной дороге, их магия была схожа. А вот сартак, порожденный миром Ауруса, владел частицей волшебства неведомого ни людям, ни упырям и наверняка мог почуять чужеродную магию.
