Крысиный король - страница 80

Шрифт
Интервал

стр.

Он снял с губы шелуху, посмотрел на Андрея, сверху вниз, жилистая шея, желтоватые белки, расширенные зрачки.

— Не узнаешь? Саготин Иван.

— Не узнаю. Да мы разве были знакомы?

Ксения говорила, что Саготин будет стоять на углу, сам его узнает, сам подойдет, что они были знакомы по напилочной фабрике Прейса. Андрей такого не помнил. Саготин говорил, брызгая слюной. Они сидели в чайной, на Ивановской. Нет, на напилочной он не работал, он работал на картонажной, доставлял заказы: блокноты, тетради для записи, конверты, папки. Так познакомился с поэтами и писателями. С Андреем его познакомил Бердников, незадолго до экса с артельщиком. Франк, кажется? Да, кивнул Андрей. Чай был плохой, сухарики отдавали плесенью, Саготин курил папиросы «Зефир», предлагал Андрею.

Да, Франк, артельщик Франк, кивал Андрей, но говорить о произошедшем так давно, когда оно было заслонено проведенными в крепости девятью годами, было неприятно. Лишь только Андрей вспоминал о крепости, как шею начинал тереть ворот халата, хотя крахмальный воротничок облегал ее нежно и мягко.

— Ты знаешь поэтов? — спросил Андрей.

— Да, многих. Есть такие, что сочувствуют нашему делу. И раньше сочувствовали, хотя имели совершенно буржуазное происхождение. Вот есть один поэт, он еще после ареста Марии писал о чайке. Не слышал?

— Марии? Ах, да, Мария, это было давно… Нет, не слышал.

— Ну, вот… На чистом теле след нагайки, // И кровь на мраморном челе… // И крылья вольной белой чайки // Едва влачатся по земле… Я и сам пишу. А ты?

— Нет… Пробовал, в крепости. Они плохие.

— Читай! Читай!

— Я плохо помню.

— Ничего, по строчке уже пойму — ты поэт или…

— Э-э, подожди… — Андрей взял из коробки папиросу, — сейчас вспомню… Там с рифмами не очень. Нет, давай ты первый прочтешь. — Читай, товарищ!

— Я рожден был в забытой и грязной деревне, — покраснев, начал Андрей. — Вырос в грязи порабощенным рабом капитала, На трупах рожден и зачат на крови борьбы всех народов, Я конечность любви, я погибну в борьбе за рабов, Я в кварталах сырых, полутемных ютился изгнанным, Где над телом царили бичи палачей, я там боролся и бился, Иль старался смириться и слова утешенья сказать угнетенным…

Андрей замолчал. Саготин достал коробок спичек, дал прикурить. Мундштук сразу намок от слюны.

— Я дальше не помню… Это запомнил, потому что сидел в карцере. Там два карцера было, в одном было очень жарко, его называли то Сибирь, то как-то еще, в другом — холодно, называли Сухум. Смешно, да? Меня обычно отправляли в Сухум. Там я написал… Давай теперь ты.

Саготин начал читать, к удивлению Андрея, завывая, раскатывая букву «р» и закатывая глаза.

— В Петр-р-рополе прозр-рачном мы умрем // Где властвует над нами Прозер-р-р-рпина, // Мы в каждом вздохе смер-ртный воздух пьем, // И каждый час нам смер-ртная година. // Богиня мор-р-р-ря, гр-р-р-розная Афина, // Сними могучий каменный шелом. // В Петр-р-р-р-рополе прозр-р-рачном мы умрем, // Где цар-рству-ешь не ты, а Прозер-р-р-р-р-рпина.

Андрею стало неловко. Он оглянулся. На них никто не обращал внимания.

— Поэзия — это музыка революции, — сказал Саготин.

— А кто это царствует? Я не понял, — Андрей выплюнул намокший кусочек мундштука. — Петрополь — это… Понял, да. Ну…

— Понравилось? А вот еще…

Саготин облизнул губы, вздохнул.

— Мы — рать солнценосцев на пупе земном — // Воздвигнем стобашенный, пламенный дом: // Китай и Европа, и Север, и Юг // Сойдутся в чертог хороводом подруг, // Чтоб бездну с Зенитом в одно сочетать. // Им Бог — восприемник, Россия же — мать… Ну, что скажешь? — То собирались умирать, а вдруг стали ратью солнценосцев. Непонятно. Ты сам написал? Противоречиво.

Саготин закурил, отпил глоток чаю.

— Это и означает противоречивость, такова цель — столкновение противоположностей. Как в философии. Ты изучал философию?

— Нет, не изучал. Но про столкновение противоположностей слышал. Много раз. И много раз видел такое столкновение в жизни. Не в философии.

Они вернулись на Николаевскую. Пошли к Звенигородской. Пока сидели в чайной, прошел короткий дождь, тяжелые, редкие капли прибили пыль.

— Какой дом? — спросил Саготин.


стр.

Похожие книги