Ага, вот наконец гроза шпионов. Странную, наверное, они являют собой парочку — оба по немыслимой жаре щеголяют в пиджаках. Только круглый идиот не догадается, откуда эти мужички и как зарабатывают на хлеб: уж явно не коммерцией.
Вяло пожав Серову руку, Жуков предложил пройтись по бульвару. Он закурил, и они медленно направились вниз, к памятнику Кириллу и Мефодию.
— Признаюсь: я навел некоторые справки, — глядя на рдеющий кончик сигареты, сказал Иван Андреевич, словно извиняясь, что он вынужден был это сделать. — И теперь просто не знаю, как нам лучше построить беседу.
— Хотите сказать: насколько мне можно доверять? — усмехнулся Сергей. — В каком объеме поделиться информацией?
— В общем, да! Как отсеять зерна от плевел? Какого характера информацию можно дать, а какого — нет? Ваша личная жизнь, Сергей Иванович, заставляет меня быть в определенной мере осторожным, хотя я уважаю вас как профессионала.
— Так дело в Ларисе?
— Вы догадливы.
— Смею вас заверить: никогда, ни при каких обстоятельствах я не обсуждал с ней свои служебные дела. Мало того, я часто даже скрывал от нее информацию, скажем так, не слишком приятного свойства, касающуюся ее близких.
— Например, о гибели Трапезниковой?
— Вы тоже догадливы, — не удержавшись, съязвил Серов, однако Иван Андреевич не обратил на это внимания или сделал вид, что не заметил колкости.
— Боюсь, вам вновь придется о многом умалчивать, — он печально опустил уголки губ. — А носить неприятности в себе всегда так тяжело.
— Не сомневайтесь, я не проболтаюсь, — пообещал Сергей и прямо спросил: — Что произошло? Вы скажете наконец?
— Конечно.
Жуков подошел к урне, бросил в нее окурок, заложил руки за спину и сцепил ладони в замок. Серов понял: собеседник тянет время, не решаясь сказать то, что намеревался, или все еще колеблется, стоит ли вообще говорить?
— У меня не слишком хорошие новости, — после продолжительной паузы хмуро произнес Иван Андреевич. — По нашим каналам получена информация, что Рыжова больше нет в живых.
Он вытряхнул из пачки новую сигарету, прикурил и выпустил облако сизого дыма, тут же развеянного легким ветерком.
«В принципе этого я ждал и боялся, — подумал Сергей. — Лариску это опрокинет!»
— Где это случилось? — спросил он.
— Какая разница? Не у нас. Устраивает?
— Отчего он умер?
— Его убили.
— Из-за денег?
— Скорее всего, — вздохнул Жуков и неожиданно перешел на «ты». — Дорогой мой, ты просто не представляешь себе, какие криминальные силы там действуют! Не чета нашим.
— Это точно, — поддакнул Сергей. — Нашим они не чета, слабее в коленках!
— Я серьезно, — немного обиделся Иван Андреевич. — А ты все превращаешь в балаган. Думаю, скоро получишь официальную бумагу от Росбюро Интерпола, подтверждающую смерть Рыжова. И заканчивай дело: оно бесперспективно.
— Да? — Серов остановился. — А как же украденные покойным Николаем Ивановичем деньги? Как быть с другими ушедшими по этой проклятой «крысиной тропе» на Запад?
Жуков доверительно взял его под руку.
— Но ведь ты же неглупый малый, должен многое понимать с полуслова. Мы тоже работаем в этом направлении, но и нам мало чего удается сделать! Неужели ты собираешься, словно Дон Кихот, воевать с ветряными мельницами?
— Нет, я собираюсь закрыть эту тропу, — набычился Сергей.
— Смотри, — Иван Андреевич равнодушно пожал плечами, словно в один миг потерял к Серову всякий интерес. — Мое дело тебя проинформировать и по-дружески предупредить, коли уж договаривались о взаимопомощи и сотрудничестве. Мы тоже будем продолжать работу.
— А нам предлагаете завязать?
— Почему? Я не отказываюсь от дальнейшей координации усилий. Но о том, что я сказал, никому ни слова, пока не придут официальные бумаги! И все же лучше бы ты не вязался с этим делом, — глядя себе под ноги, сказал он. — Зачем тебе лишние неприятности?
Серов промолчал. Такую песню он уже слышал, и не раз, хотя бы от того же Мякишева. Уж не Трофимыч ли попросил еще разок поднажать, чтобы строптивец образумился?
— Хочешь вступить в схватку с сильными мира сего? — прищурился Жуков. — Ну-ну, безумству храбрых… Мы оба профессионалы и все прекрасно понимаем. Я уважаю твою проницательность, но учти: если станет очень худо, никакой помощи от меня не жди, кроме… сочувствия.
