— Бекас, я — бекас-три. — послышался голос Сагалаева. — Начал отход от левого быка. Двое контуженных. Не успели.
— Антон! Ты — дурак! Ко мне даже не подходи! По морде дам!
Катер отвалил от стенки и подошёл к борту «БКТ-26». Антон перепрыгнул через леера.
— Старший лейтенант Сагалаев прибыл за «по морде».
— Чё ты туда полез! Надо было «на плечах противника» идти!
— Второй пост был в здании заводоуправления. Я туда шёл, в надежде, что удастся отключить схему. Но, немцы убрали всё оттуда. Тот майор был прав, что всё, что он сейчас нарисует, будет немедленно изменено.
— Вот именно, ладно, по коням! Снимать надо батальон с кирпичного завода!
Хрен там! У начальства совсем другая точка зрения, и батальон ещё двое суток держал оборону на заводе и обеспечивал прикрытие переправы с Карантинного на правый берег. Затем их вывели из боя, поселив в трехэтажном здании школы на углу Гоголя и Декабристов. В тот день состоялся парад войск в честь освобождения города и годовщины Октября. Вечером состоялось «торжественное заседание», если его так можно назвать, в здании Херсонского Совета. Желтов, уроженец этих мест, по просьбе секретаря Николаевского обкома партии товарища Бутырина Сергея Ивановича, комиссара партизанского соединения области, пригласили отличившихся солдат, матросов и командиров на встречу с местными жителями. До этого тоже много говорили о зверствах немцев на оккупированной территории. Земли тут богатые, поэтому понаехали сюда немцы-колонисты, и стали устанавливать собственные порядки. В перерывах между выступлениями награждали солдат и офицеров, затем застолье. Дмитрий вышел из здания Совета и пошёл к себе. По дороге к нему подошла, укутанная в какое-то огромное пальто, женская фигура:
— У вас поесть не найдётся, товарищ командир?
С собой ничего не было, но до дома, где разместился батальон, каких-то несколько шагов.
— Пойдём, покормлю.
Она, молча, двинулась за ним, шаркая сваливающейся обувью.
— Пропусти, со мной! — сказал он часовому.
Подскочил дежурный по батальону, но Дима отмахнулся от него:
— Происшествий нет?
— Нет, часть людей на митингах, остальные отдыхают.
— Кешу ко мне позови!
Прошли в его комнату. Он, включив свет, рассмотрел обноски, в которые была завёрнута женщина.
— Снимай, и положи за дверью.
— Украдут!
— Они здесь никому не нужны. Умывальник справа в конце коридора, сейчас кушать будешь.
Прибыл Андрушко.
— Там от ужина что-нибудь осталось? Покормить человека надо. И с собой что-нибудь дать.
Вошла «гостья», после того, как умылась, она оказалась молодой и красивой девушкой, точнее, женщиной: грудь у неё была большая, а в районе сосков расплывались мокрые пятна. Кеша принёс теплую картошку, хлеб, консервы, горячий чайник. «Гостья» молча и быстро орудовала ложкой. Было видно, что очень голодна.
— Благодарствуйте, товарищ командир. Денег у меня нет! — сказала женщина, и попыталась начать раздеваться.
— Дура, что-ли? Ребёнок где?
— Фриц? Дома, в подвале, холера его забери! — злобно сказала она. Это было немного неожиданно для Дмитрия, и он переспросил в чём дело.
— Немец ссильничал, потом, несколько раз, полицаи, вот и понесла. — разревелась гостья.
— Зовут тебя как?
— Вероника.
— Кеша! Найди Веронике шинельку и ватник. И вещмешок дай.
— Товарищ командир, а закурить не будет?
— Найдем! На, кури. — та жадно раскурила папироску, рассказывая о житье-бытье в оккупированном Херсоне. Дом сгорел, живёт в погребе с ребёнком и матерью. Стала проситься в батальон, так как местные её шпыняют, называя «овчаркой», хотя немцам она не служила.
— Не возьмут тебя, ты — кормящая мать. Сходи в райсовет, и получи карточки на себя и ребёнка. Ты — местная?
— Местная.
— И на работу устройся. Город надо восстанавливать, рабочие руки нужны. А солдат из тебя никакой. Нет у нас в батальоне женских должностей.
Все пять дней, пока батальон стоял в Херсоне, Вероника приходила вечером на камбуз, и уносила домой остатки матросского ужина. Показала рабочие карточки, отмылась, стала напоминать женщину. Помогала Кеше, коку Рахмонову и наряду убираться на камбузе, чистить картошку, но очистки заботливо укладывала в сумку, и уносила домой.
