Зарядили дожди. Со степи дули холодные и порывистые ветра. В хатах станиц и хуторов печи в основном топились плотным сушеным кизяком. Солдаты в фортах отапливали свои жилые помещения деревянными обломками с разбитых турецких судов.
– Такие доски иной раз утаскивают, Алексей Петрович, что мне аж больно становится! – жаловался капитан Мутьев. – Мы же ведь все после разбора галеры и тех нескольких вытащенных баркасов отсортировали и сложили отдельно, чтобы потом в дело пустить. Ну а все разбитое – это, соответственно, на дрова. Так нет же, воруют, сукины дети! Эх, жалко, холода уже наступили, так и не смогли мы до той, до утопшей галеры добраться. Это ведь сколько на ней такого нужного нам дерева осталось! Придется вам теперь самим уже следующим летом этим заняться. А вот лес нам позарез уже прямо сейчас нужен. Через месяц первой же санной дорогой надобно будет его от Днепра сюда на Буг вывозить. Там и на стены, и на вышки, и на дрова – на все нам тогда хватит.
В начале ноября, выставив на хранение в большие сараи суда, в свои станицы убывали казаки-запорожцы.
– Ну как, Платон Миколаевич, без обиды от нас уходите? Военное ведомство рассчиталось с вами за службу сполна? – поинтересовался Алексей.
– Які можуть бути обиды, отаман? – удивленно переспросил сотник. – Ми крім платні та трофеї з собою багато несемо. У кожного теперь по доброй рушниці, пістолю та шаблі. У нас же всі ваші минулого року відібрали. А який може бути козак, якщо в нього немає ні шаблі, ні рушниці? – и старшина неодобрительно покосился на Егорова.
– Платон Миколаевич, дорогой, – вздохнул Алексей, – ну мы же договаривались с тобой, что более не поднимаем эту непростую тему. Я деяния своих властей не обсуждаю, да и тебе того не советую. Здесь ведь, на Буге, все у нас с вами хорошо получилось? Турок, вон, побили, оружия и суда добыли, на многие годы вперед пограничную службу вам теперь нести можно. Надумаете, так и вообще сюда насовсем переселяйтесь. Места вокруг вон какие хорошие, и вы при государевом деле будете. Никто вам плохого слова никакого не скажет.
– Поговорю зі станичниками, – пожал плечами казак. – Може, й справді так і зробимо. Чекайте на нас весною. Знову прийдемо до вас на службу лише великими силами.
С отправкой санных обозов в Александр-шанц и за прочими служебными делами Алексея сейчас будоражило «личное». Катарина была на девятом месяце, и вот-вот можно было ждать знаменательного события.
– Ты хотя бы сидела, лежала, что ли, больше, – укорял жену Лешка. – Ну вот что, нельзя было меня разве дождаться? Сам бы и ведро с помоями вынес, и дрова ведь еще не все пока прогорели. Ну вот куда ты такую стопу-то наносила?
– Ну не сидится мне, Алексинька, – гладила ручкой по голове мужа Катарина. – Ну что я больная, что ли, у тебя? Не нужно мне все время лежать. Вон, даже опытные местные повитухи, и то все они в один голос говорят, что тем, кто ребеночка носит, больше ходить надобно и на воздухе свежем бывать. Вспомни-ка, милый, когда мы с тобой подолгу в последнее время гуляли, а? – и она, словно кошка острыми коготками, сжала своими пальчиками Лешкину голову.
– Да я хоть сегодня, Катарин, – чуть не подавился кашей Алексей. – Ну ты ведь сама знаешь, еле-еле до дому добираюсь иной раз. Ноги на пороге иногда, вон, отваливаются! Но сегодня-то мы с тобою уже точно пойдем гулять! На улице вон какая чудная погода, ветерок совсем стих, а снежок такими крупными хлопьями идет.
– Ты кушай, кушай, – улыбнулась жена. – Чего вдруг ложку положил? Или тебе, как я готовлю, не нравится?
– Да все мне нравится, – буркнул Лешка, с опаской поглядывая на руку Катарины.
В ночь на девятое декабря Катарина растолкала спящего мужа.
– Алексий, беги скорее до дяди, кажется, начинается! Схватки уже несколько часов как идут. Не хотела тебя пока тревожить, но вот теперь-то точно пора.
Лешка, накинув доломан и нахлобучив на голову картуз, вылетел из избы.
– Вашвысокоблагородие, тревога?! – прохаживающийся по улице часовой вскинул кверху ружье, чтобы выстрелить.
– Убери фузею, Егорка! У меня жена рожает! Сейчас всех на ноги поднимешь! – бешено рявкнул майор и понесся вдаль.
