Народ в бараке был разный, все, кому пришлось тут застрять; кроме моего экипажа, были двое еще с одной транспортной машины, один почтарь с «По-2», один с санитарного самолета (мы его звали доктором) и еще был военный летчик, — он перегонял куда-то на завод истребитель, — и ему тоже тут ждать пришлось. Всего нас было девять человек, и все мы друг друга знали, потому что встречались на линии; не знали только молодого парня с истребителя. Я тогда работал на дальней линии, и когда после приходилось лететь над этим бараком, так каждый раз плюнуть хочется, как вспомнишь, что мы тут сидели три дня, а дождь все стучал по крыше, и барак этот как будто уже поплыл куда-то в подводное царство.
Как только мы засели в барак, вошел парень с аэродрома в мокром плаще из клеенки и сказал, что погоды скоро не будет. Сам начальник площадки простудился и был болен и присылал к нам этого парня.
— Садись, ребята, отдыхать на курорте, — сказал Никишин, мой бортрадист, — а кто хочет, может и выспаться вперед за сутки.
Тут он сам достал книжку и стал читать, но с книжкой этой ему не повезло: это была «Королева Марго», она такая занимательная и читается быстро; он ее прочел в первый день, и в остальные дни ему пришлось ее же читать все время, а больше уже ничего не было.
Спать лег только один из нас, Чивилихин, из нашего экипажа, а четверо — так как даже шахмат здесь не было — стали играть в карты. Хорошо, что хоть карты здесь нашлись. Играть сели Куркин (мой бортмеханик), «доктор» с санитарного самолета, я и еще пилот с транспортной машины. В бараке были нары вдоль стен и стол из досок, и тусклый свет проходил едва сквозь мокрые окна, и больше ничего не было.
Военный летчик, молодой красивый парень, скромный такой, достал перочинный нож и стал строгать палку. Еще двое тоже сели на нары рядом со спящим Чивилихиным и смотрели, как играют в карты, и моему Куркину все время не везло. Из этих двух, что не играли, а сидели просто так на нарах, один был штурман со второй транспортной машины, и он был из нас самой мрачной личностью. Он подсел на нарах к почтарю с «По-2» и сделал это, очевидно, потому, что по характеру они оба были схожи. Летуна с «По-2» мы все звали Моркваши, — есть такое местечко на Волге, так он оттуда.
Этот Моркваши был тоже мрачный и удивительный человек, и мы его все хорошо знали, и это был человек совсем без нервов, удивительный человек! Никакого признака на нервы, которые все-таки есть у всякого, даже самого выдержанного, а у него нервов вообще не было. Однажды он при всех стал прижигать себе на пальце бородавку и раскалил железный прут на спиртовке и приложил к пальцу; все смотрели на это дело, а он даже бровью не повел, стоит как каменный, и когда уже целую минуту пахло жареным мясом, он тогда только отнял прут и даже не вздрогнул ни разу, как будто он не себя, а другого прижигал. И говорит вроде как бы с мрачным весельем: «Вот и бородавочки нет…» Честное слово, ни разу не вздрогнул, все это видели. Другой раз он попал в грозу уже у самого аэродрома, и молния ударила в крыло, и часть консоли сломалась, как отрезало, а он все-таки дотянул и стал садиться; и все смотрели, как он садится, но никто не сомневался, что он не сядет, потому что сесть ему уже было нельзя, и непонятно, как он еще может хоть секунду держаться в воздухе. Когда же он все-таки сел, все побежали к нему, а он уже вылез из машины, поковырял пальцем поврежденное крыло и сказал своим обычным голосом, как медведь: «Плевать. Меня никакая молния не прошибет». Пошел в столовую и тут же сожрал котлету — ну хоть бы что ему, настоящий чурбан.
Вот к этому Моркваши подсел мрачный штурман, и они стали разговаривать по одному слову в час, а остальные сначала молчали совсем, потому что говорить вовсе не хотелось из-за этого проклятого дождя. Просто удивительное дело, как этот дождь любому крепкому человеку может повлиять на настроение. Так вот и начали мы сидеть, и все молчим больше, молча играем в карты, редко кто слово скажет, а другие молча смотрят, как мы играем в карты.
— А видел ли кто-нибудь из вас настоящий моржовый клык? — спросил через полчаса мрачный штурман, но ему никто не ответил, а сам он вовсе и не ждал никакого ответа. Он раньше летал на севере и все время вспоминал про Север; там он однажды попал в воздухе в какую-то историю, после которой стал таким мрачным.
