— Ясно, — сказал Никишин и развернул свою «Королеву Марго» посредине. Дождь все шел, и парню пришлось опять бежать под ливнем. Мы все тоже промокли утром у самолетов, барак не топился, и все мы, особенно Куркин, который утром провалился в яму с водой, могли простудиться к чорту. Мы опять сели за карты. Чивилихин уже не спал и подсел к истребителю — они, оказывается, вспомнили общих знакомых и стали разговаривать вполголоса; слава богу, хоть эти двое отвлеклись от тоски… Два медведя наших попрежнему сидели на нарах и следили за игрой уже с бо́льшим интересом, чем вчера, потому что за двое суток Куркин не выиграл ни разу, и он все увеличивал в десять и в сто раз ставку, и счет его зашел за триллион, и ему совсем стало трудно считать, и оба медведя следили больше за тем, как он пыхтит и считает и записывает свои долги…
— Не брать две последние взятки, — сказал Куркин. — Я больше просто так не играю. Мне это теперь плевать, раз я проиграл триллион. Я теперь могу только на какие-нибудь большие вещи играть, без всякой записи. А то тут бухгалтером нужно быть.
— А что ты нам предложишь в залог из вещей? — спросил пилот с транспортной. — Коровы у тебя нет, а самолет казенный.
— Корова это для меня теперь мелочи, я только на большие вещи могу играть… Вот есть в Мексике такой вулкан, который не выговоришь… Потухатепутель, что ли…
Он, кстати, был сегодня пьян, по-настоящему пьян, потому что провалился в яму, когда шел к самолету, и пришлось нацедить ему стакан спирта.
— Попокатепетель, — поправил его истребитель.
— Вот этот самый… Попо… Катопопопудель… Вот на него играю! Вместо триллиона!
— Только без обману, — серьезно сказал «доктор», — и твоя доставка и все расходы твои. Сам будешь просить его продажи у мексиканского правительства, сам разберешь весь кратер по кускам и привезешь нам на самолете.
— Все сам сделаю! Давай ходи.
— Прошу бубней.
— Даем.
— Прошу червей. Главное — забрать своих.
— Ну, теперь посмотрим, чьи последние…
— У меня восьмерка крестей! — сказал Куркин.
— А старше уже и нет, значит — твои.
— Значит, опять мои. Вот не везет. Запиши мне опять шестнадцать… Вулкан под угрозой… Опять не отыграюсь…
— А кто видел своими глазами… — сказал в это время мрачный штурман.
— Если ты только скажешь про моржовый клык, я тебя под дождь отсюда вынесу, — пообещал Моркваши.
— Да я совсем не про то!
— Да бросьте, всем уже надоело, — сказал пилот с транспортной.
— Да я не про то совсем…
Мрачный штурман действительно решил сменить пластинку и рассказал о том, как он летал на Севере, — давно, еще когда там только стали ходить самолеты; и вот однажды он подломался и сел у чукотской яранги и сидел неделю, ожидая, когда доберется к нему помощь. И там даже не было дождя, а только снег, хоть ешь его с тоски, и груз тоже был самый срочный.
— Можно сказать, совсем утешил, — подвел итог его рассказу Моркваши. — Ты такие нудные факты нарочно вытаскиваешь?
Штурман обиделся и промолчал.
— Кончено дело, — сказал Куркин, считая, — пропал вулкан. Играю теперь на голову королевы Марго. Из-под земли достану.
— Голова в мешке вместе с возлюбленным, ее оттуда уже не вынешь, — сказал Никишин, который хорошо разбирался во всех вопросах относительно королевы Марго. Он сидел, рассматривая книгу вверх ногами: его очень интересовало, как делается переплет.
— Я не буду ничего рассказывать, если ты не веришь… — сказал мрачный штурман, обращаясь к Моркваши.
— Мало ли кто во что верит, — сердито сказал тот, — мне вот тоже не поверят, что я с тобой тут трое суток просидел… — Он посмотрел в окно. Рама разбухла и пахла сыростью. — А я сам тоже не поверю, что живой человек может тут сидеть три дня со срочным грузом и рассуждать себе спокойненько об умных вещах…
— А такие люди тоже есть, — сказал штурман.
— Только эти такие люди совсем не такие люди, — сказал Моркваши. — Я человек без нервов. Это все знают. По мне под окном пусть хоть волки воют, я засну — и все. Но только я не могу спокойно рассуждать, когда машина там стоит с грузом. Я без дела не могу. Уж лучше дурака валять, чтобы совсем не сбеситься. А такие люди есть, что им все это наплевать, они тебе разведут всякие высокие рассуждения, а под носом в это время хоть склад гори. Уж ты лучше давай про моржовую кость, я тебя теперь под дождь не вынесу.