– Какие новости? Что за несчастье? Мы ни с кем не разговаривали после возвращения из Ричмонда.
Высвободившись из объятий Ардета… нет, Корина, Джини заметила, что Лоррейн сама не своя.
– Питер здоров? – пожелала узнать Джини, позабыв о беспорядке в своем туалете при мысли о том, что у ребенка начался рецидив, пока они с Кориной раздевали друг друга.
– Он чувствует себя отлично. Беда с моим мужем.
– Неужели у лорда Кормака развивается застой в легких? Он выглядел вполне здоровым сегодня утром, да и погода была хорошая.
Лоррейн расправила смятый платок, который сжимала в руке, и вытерла губы.
– Мой муж… – начала она и, всхлипывая, стала бормотать что-то совершенно невнятное, прихватив платок зубами.
– Боже милостивый, уж не умер ли Роджер? – вспыхнула Джини, отбирая у сестры платок.
– Н-нет, но это случится завтра утром.
– Объясните, – потребовал Ардет.
– Сразу после нашего возвращения из Ричмонда он уехал в свой клуб. Этот ужасный Уиллфорд был там. И он твердил всем и каждому, что вы перешли все допустимые границы, превратив похороны в праздник, устроили гулянье по случаю смерти несчастных нищих. Он даже узнал об этой женщине, которая совершила убийство. Он говорил, что если вы и не помешанный, то все равно опасная для общества личность и что вас следует посадить в тюрьму, пока вы не причинили людям зла.
– Он говорил вещи и похуже.
– Да, это было еще до того, как вы спасли нашего сына и устроили все эти похороны. Теперь он заявляет, что излечение Питера противоестественно, ведь все врачи от него отказались. Он намекает, что вы занимаетесь черной магией, исповедуете язычество, и действия ваши нечестивые, языческие. Говорит, что видел, как вы зажигали сигару без огнива или спичек.
Для Джини все это было как ночной кошмар. Ей захотелось, чтобы у нее в руке оказался носовой платок и чтобы она тоже могла сунуть его себе в рот до того, как выскажет собственные сомнения и страхи.
Лоррейн тем временем продолжала объяснять Ардету, что Роджер не мог слышать, как порочат его шурина.
– Ведь мы у вас в неоплатном долгу, – завершила она свою взволнованную речь.
– Долг уплачен, – возразил граф. – Кормак сумел освободить Дейзи.
– Это ничего не значит. Вы член семьи.
Джини не стала напоминать, что всего несколько месяцев назад даже ее не считали родственницей. Что ж, времена меняются.
– Надеюсь, Роджер выплеснул свой кларет ему в физиономию? – поинтересовалась Джини.
Ардет и Лоррейн молча уставились на нее.
– Разбил ему нос до крови. Поставил фонарь под глазом. Дал по мозгам так, что он света невзвидел. Как там еще? У армейских полно таких словечек, – продолжила она.
У Лоррейн отвисла челюсть – и не только потому, что ее сестра заговорила на солдатском жаргоне.
– Так ты считаешь, что Роджер мог учинить драку в клубе? Да его за это исключили бы из числа членов навсегда!
– О, вот как! Тогда в чем все-таки дело?
У Лоррейн задрожали губы.
– Он… он вызвал Уиллфорда на дуэль.
– Дуэли запрещены законом.
Лоррейн проигнорировала это замечание.
– Уиллфорд выбрал пистолеты! Он солдат. Офицер. Его жизнь зависит от умения обращаться с оружием. Какие шансы могут быть у Роджера? Он и стрелял-то лишь тогда, когда охотился на куропаток и кроликов!
– Когда? – спросил Ардет.
– Когда мы жили в деревне.
– Я спрашиваю, когда состоится дуэль?
– Завтра утром. Я добилась, чтобы он мне сказал. – Лоррейн схватила Ардета за руку. – Вы должны что-то предпринять. Ссора произошла из-за вас.
Джини встала между ними.
– Ты все такая же себялюбивая девчонка, Лоррейн, какой была всегда. Ты полагаешь, что мой муж обязан умереть вместо твоего? Но это не он вызвал Уиллфорда. Его вызвал твой не в меру горячий барон.
– Но ведь Ардет настоящий воин. Он сам так говорил, верно? Ты только посмотри на него! Или я чего-то не понимаю?
Джини посмотрела. Ее муж был бледнее обычного, любовный жар его угас. И ему стало холодно, Джини поняла это, едва взглянув на него. Она подняла с пола сюртук и подала ему. Ардет надел и сказал:
– Я не стану стреляться с Уиллфордом. Я никого не хочу убивать.
– Но вы можете его усыпить. Я знаю, что это вам доступно, – настаивала Лоррейн.
