Баронесса расплакалась на этот раз по-настоящему и заговорила, всхлипывая на каждом слове:
– Ты и твоя сестра принесли горе обоим моим сыновьям. Роджер должен был жениться на богатой женщине с хорошим здоровьем. Элгин ушел из жизни.
Ардет вручил ей носовой платок с монограммой.
– Поплачьте вволю, мадам. Я сожалею о вашей потере и о том, при каких обстоятельствах она произошла. Надеюсь, что новый барон и его супруга придут к семейному согласию и обретут счастье друг в друге и своем сыне. Но я не допущу, чтобы будущее моей жены было омрачено. И будущее моего сына также.
Джини смотрела на него с облегчением и удивлением. Он и в самом деле намерен признать мальчика. То есть ребенка, потому что у нее может родиться и дочь. Ее репутация все еще была разбита вдребезги: она вышла замуж меньше чем через неделю после смерти отца ребенка, и, мало того, ее подозревают в измене мужу с другим человеком. Но все это они обсудят позже, а сейчас самое главное, что ребенок не попадет в лапы Маклинов.
Леди Кормак скорее всего поняла, что проиграла бой. Она не может обрушиться с бранью на эту девку в присутствии Ардета и не может заполучить еще одного наследника баронского титула. Досадно и то, что она не может чернить имя этой шлюхи даже в кругу своих друзей. Это бросило бы тень на имя всей семьи и на Роджера, который собирался добиться поста министра.
Она снова встала, на сей раз направившись к двери, однако не могла покинуть комнату, не выпустив последнюю отравленную стрелу:
– И тем не менее вы падшая женщина, графиня, – произнесла она с наглой усмешкой. – Никто не станет с вами общаться. Вас не примут в порядочном обществе.
– А я и не хотела бы в него попасть, – сказала Джини. – Я собираюсь вести спокойный образ жизни в имении моего мужа, куда уеду сразу после приема у принца, который он устраивает для иностранных сановников.
Последний кусочек кекса, видимо, оказался неудобоваримым, так как леди Кормак вдруг ощутила острую боль в желудке.
– У принца?
– Да, мы приглашены. Увидимся ли мы там с вами?
Нет, не увидятся, разве что леди Кормак купит или отберет силой у кого-нибудь до безумия желанное приглашение.
– Я, разумеется, не буду танцевать, – добавила Джини, заметив страдальческий взгляд бывшей свекрови.
– Но принята она будет с должным уважением, – произнес Ардет твердо и почти с угрозой, после чего ненадолго удалился и вернулся, держа в руке песочные часы.
– Примите это в знак нашего почтения, – сказал он, провожая даму из гостиной в коридор. – И в знак напоминания, что жизнь проходит слишком быстро для того, чтобы проводить ее в горести и бесплодных сожалениях.
– О, я с вами согласна, – ответила леди Кормак, прижимая украшенную золотом и драгоценными камнями безделушку к своей жадной груди.
А Джини признала про себя, что это наилучший способ отделаться от самых кричащих, безвкусных часов в коллекции.
Дракон сражен, то бишь вдовствующая особа укрощена. Это забавно, решил про себя Ардет. А ведь в самом деле, быть живым человеком куда занятнее, чем служить Вестником Смерти. В его прошлом существовании не над чем было смеяться, кроме такой вот случайно возникшей мрачной шутки. И тут он задался вопросом, останется ли таким же мрачным на весь отведенный ему короткий срок в полгода? Ведь он только что сочинил каламбур совершенно в стиле Вестника Смерти. Да, он решил стать нравственным, честным, совестливым и хорошим во имя искупления того, что долгое время был плохим. Возможно, всего лишь возможно, что к процессу приобщения к человечности имеет отношение и то, о чем он даже не думал раньше. Не вспоминал. Вот, к примеру, сейчас он сидит за трапезой за своим собственным столом, при теплом свете зажженных канделябров, и отблески этого света играют на столовом серебре, которым он научился пользоваться, и на золотистых волосах его жены. Неужели от этого человек не чувствует себя светлее духом, свободнее от преходящих печалей и от тревог грядущего дня? Он коснулся рукой груди и ощутил биение сердца…
Может, он немного приблизился к цели. Может, он к тому же просто голоден…
