Он очень хотел поговорить с ней об этом, предостеречь ее. Преодолевая боль, с трудом поднял голову и сказал:
– Это… невозможно. Я сам видел, как он отплывает на корабле.
Джини поспешила подложить ему под голову подушку, затем поднесла к его губам чашку с лимонадом, чтобы он сделал несколько глотков и освежил пересохшее горло.
– Ладно, в таком случае он нанял кого-то, кто выполнил за него это грязное дело. Именно так должен был поступить этот ничтожный негодяй.
Ардет сделал глоток, потом сказал:
– Я оплатил его карточные долги, но кроме этого обещал выплачивать ему ежегодно компенсацию за то, чтобы он сюда не возвращался. До конца моих дней. Неплохой розыгрыш, а? Он воображает, что будет получать чеки лет сорок.
О шести месяцах, от которых оставалось теперь четыре, если Ардет переживет ближайшую неделю, упомянуто не было.
Джини не видела в этом ничего смешного.
– Ты выплатил ему содержание?
– Это показалось мне самым простым способом избавиться от подонка. Впоследствии ты сможешь продать его дом, если тебе понадобятся наличные. По завещанию я оставляю этот дом тебе.
Вопрос о его завещании был одним из тех, которые Джини не намеревалась обсуждать, тем более сейчас.
– Значит, ты не считаешь, что он отомстил за свое изгнание?
– Нет. Я за ним проследил. У него не оставалось ни единого шанса. Кроме того, ему при всех обстоятельствах пришлось бы очень скоро покинуть Лондон из-за долгов ростовщикам. Он думал, что я не знаю о его долгах. А я не видел причины платить этим кровопийцам.
Джини видела, что он теряет силы, и потому сказала:
– Если это не был Уиллфорд, значит, стрелял какой-нибудь браконьер. Стало быть, беспокоиться не о чем.
– Нет! Колесо.
– Колесо кареты, которое соскочило и сломалось?
– Это не случайная поломка. За нее кому-то хорошо заплатили.
Джини едва не пролила лимонад.
– Ты хочешь сказать, что стрелял не Уиллфорд, но выстрел был не случайным?
В глубине души она сама считала, что выстрел скорее всего был не случайным, тем более что стреляли в спину. Но мысль о том, что кто-то еще хотел причинить зло ее мужу, была ужаснее, чем мысль о низком и презренном поступке Уиллфорда. Кто настолько ненавидит его? Откуда следует ожидать нападения в следующий раз?
– Господи милостивый, кого еще ты настроил против себя, Корин?
Он снова попытался улыбнуться и ответил:
– Кого только мог. Есть люди, которые не хотят, чтобы бедняки получали образование. Не хотят, чтобы правительство отпускало средства на нужды угнетенных. Например, владельцы некоторых фабрик и угольных шахт считают, что их доходы уменьшатся, если пройдут в парламенте законы о защите прав рабочих. Эти господа ненавидят меня.
– Настолько, что готовы на убийство?
– Держи свой пистолет под рукой, Джини. Кто знает, на что они способны, чтобы заставить меня замолчать? Я не хочу, чтобы ты подвергалась опасности.
– Я? – вскрикнула Джини почти тем же каркающим голосом, как у Олива.
– Но ведь ты моя жена, мы с тобой – одно целое.
– Я это знаю, глупенький. Но я никогда не думала, что представляю интерес для кого бы то ни было.
– Ты… очень много значишь для меня.
Джини чмокнула его в щеку, но Ардет поморщился, видимо, от боли, и она, спохватившись, снова заговорила серьезно:
– В ближайшее время тебе ни с кем не придется вступать в объяснения или деловые переговоры. Во всяком случае, до тех пор, пока ты не поправишься окончательно. И лучше бы тебе с этим поторопиться, потому что я не могу в одиночку защищать всех нас от целого мира. Если ты уснешь вместо того, чтобы волноваться и спорить со мной, тебе станет лучше, поверь. Но крайней мере хирургу не придется снова приезжать сюда и восстанавливать швы.
– Ты примешь меры предосторожности? Не станешь выходить из дома? Мне нужно знать, что ты в безопасности.
– Я постараюсь вести себя разумно. Кстати, мне ничто не угрожает. Кэмпбелл сидит с заряженным ружьем возле двери. Сын хозяина гостиницы объявил себя твоим телохранителем, обещал следить за всеми незнакомцами, а Олив своим криком может предупредить о любой попытке нежелательного вторжения. Ну, все в порядке? Теперь ты можешь уснуть?
