За обедом она сидела и любовалась Дэвидом. Солнце пробилось из-за туч, и Лорел заметила, как красиво оно падает на Дэвида: мягкие отсветы играли на его песочных волосах и кончиках ресниц. Раньше Лорел не обращала внимания на его красоту, но в последнее время стала чаще к нему приглядываться, и он уже дважды ловил ее на этом. У Лорел в груди запорхали те самые бабочки, о которых так часто пишут в книжках.
Пока никто не смотрел, Лорел подняла руку и рассмотрела ее на солнце. Выглядела она не так, как у всех. Тело Дэвида не пропускало свет, а ее рука немного пропускала, словно бы свет нашел дорогу сквозь ее кожу. Лорел быстро убрала руку в карман. «Это уже паранойя…»
Лепесткам было неудобно под шарфом, и ей не терпелось их освободить — тем более в ближайшие месяцы солнца будет совсем мало. Но с таким неудобством можно (и придется) жить. Хорошо бы, днем выглянуло солнышко — тогда можно сбежать в лес и прогуляться.
Челси свалилась с простудой и лежала дома, поэтому Лорел провожал один Дэвид.
— Слушай… — заговорила она.
— Да?
— Не хочешь кое-куда съездить? — спросила Лорел и добавила: — Со мной и моими родителями.
Дэвид упал духом.
— Не могу.
— Почему?
— Через несколько недель я получу права, и мама решила, что мне надо заработать денег на бензин и страховку. Она нашла мне работу в аптеке… Начинаю сегодня.
— О… ты не говорил.
— Я сам только вчера узнал. И потом… — Он наклонился поближе. — Твои проблемы посерьезней моих будут.
— Ну, тогда удачи, — сказала Лорел.
— Да, ничто так не располагает к тебе сослуживцев, как кровные узы. — Дэвид хохотнул. — А куда вы едете?
— В наш старый дом. Мама последние два дня только о продаже и говорит. Она рада, но немного жалеет.
— Почему? Вы давно хотели его продать.
— Я тоже так думала. Однако мама грустит. Все-таки она там выросла и ее мама тоже. И бабушка, и так далее.
— Здорово. Жаль, что приходится продавать.
— И мне жаль, — кивнула Лорел. — Нет, здесь тоже очень классно! — быстро добавила она. — Я рада, что мы переехали. Но хотелось бы иногда бывать в старом доме.
— А ты уже была там после переезда?
— Нет. Столько хлопот навалилось: открытие магазина, сам переезд и все такое… Просто не успели. Мама хочет еще раз туда съездить и убедиться в своем решении. Заодно убрать листья, окна помыть. А папа наверняка захочет подровнять газон. — Она улыбнулась и с наигранным весельем сказала: — Сплошной кайф!
Дэвид кивнул и немного посерьезнел.
— Я бы с удовольствием поехал. Честно.
Лорел опустила глаза — уж слишком пристально он на нее смотрел.
— В другой раз, — как можно беспечнее сказала она.
— Надеюсь.
Волосы у Лорел растрепались и запутались, пока они с семьей доехали до Орика. Потом придется битый час их расчесывать, но сорокапятиминутная поездка в стареньком кабриолете того стоила.
Лорел затаила дыхание, когда их машина обогнула небольшую рощицу и впереди показался дом.
Увидев его, Лорел ощутила неожиданный приступ ностальгии. Бревенчатый домик был совсем крошечный, окруженный густой травой и хлипким забором. После переезда Лорел часто скучала по старому гнездышку, но такая сильная тоска проснулась в ней впервые. Она прожила в этом доме и на этой земле двенадцать лет, вдоль и поперек исходила все извилистые тропки большого леса, расстилавшегося позади. Пусть Лорел не хотелось возвращаться сюда насовсем, расставаться с землей было жалко.
Родители начали выгружать из багажника грабли, ведра и моющие средства. Лорел достала с заднего сиденья гитару, и мама рассмеялась:
— Обожаю, когда ты играешь на этой старушке!
— Почему?
— Напоминает мне о временах, когда я сама играла, еще в Беркли. — Она улыбнулась папе. — Мы тогда познакомились. Помнишь, как мы хипповали?
Лорел посмотрела на мамину длинную косу и папины кожаные сандалии.
— Да вы и сейчас хиппуете!
— Это ерунда. Тогда мы хипповали по-настоящему. — Мама взяла папу за руку, и их пальцы переплелись. — Я брала эту гитару на сидячие забастовки. Играла «Нас не сдвинуть», ужасно фальшивя, а остальные подвывали. Помнишь?
Отец улыбнулся и покачал головой.
— Старые добрые времена! — съязвил он.
