Так ничего и не решив в области дипломатии, Иван Иванович пристально оглядывал вспененное море и незнакомые бета. Посмотрел, помозговал и пошел на посадку. Когда, ныряя в волнах, крылатая лодка подруливала к подошедшему навстречу катеру береговой охраны, американские моряки на его палубе дружно хлопали в ладоши, кричали: «Гип, тип, ура!» Не менее восторженного приема удостоился Задков, сумевший мастерски приводниться к ближней к Ному защищенной от ветра, но изрядно мелководной лагуне. А пассажиры — знатные авиаторы, люди бывалые, видавшие всякое на своем веку, — выглядели, мягко выражаясь, взволнованными. Однако документы свои они предъявили, как говорится, по всей форме.
Командирам же обоих воздушных кораблей добродушный американский майор представился как закадычный приятель:
— Я есть американский Ге-пе-у. Я все знай… Ваш паспорт, господа, есть Вашингтон. О’кей, господа!
«О’кей!» — короткое одобрительное восклицание не раз слышали Черевичный и Задков, когда сажали свои гидропланы и в Ситхе (известной в истории как бывший Ново-Архангельск — административный центр «Русской Америки» в прошлом веке), и на острове Кадьяк, и в Сиэтле — большом порту тихоокеанского побережья США. Всюду американцы гостеприимно встречали советских авиаторов, участливо расспрашивали о фронтовых делах, сами делились новостями из России, И отовсюду провожали дружескими напутствиями.
Делегация военных осталась в Соединенных Штатах на несколько недель, а Черевичный и Задков погрузили в кабины пулеметные ленты для истребителей (общим весом более пяти тонн) и тем же путем — через Аляску — Сибирь возвратились в Москву.
Когда садились в Химках, на водохранилище были уже ледяные забереги. С Западного фронта, придвинувшегося к московским пригородам, поступали тревожные вести.
Полярная авиация продолжала нести свою службу на Крайнем Севере. Черевичного и Задкова, сменивших лодки на самолеты с сухопутными шасси, командование направило на зимнюю разведку льдов. Ведь война заставила ледокольный флот работать теперь почти круглый год, встречая и провожая военные транспорты, особенно зимой на Белом море. Да и предстоящая летняя навигация в Арктике обещала стать необычно напряженной.
Уместно вернуться снова к мемуарам А. Г. Головко. Главу ««Шеер» получает отпор» адмирал заканчивает выдержками из своего дневника.
«30 сентября 1942 года. Ритм будничной жизни на арктических коммуникациях, нарушенный набегом фашистской рейдера, уже был восстановлен, когда с Диксона пришло сообщение о том, что на одном из небольших гранитных островков Карского моря, в районе, где бесследно погиб в неравном бою с «Адмиралом Шеером» ледокольный пароход «Сибиряков» нашелся участник боя, проживший в одиночестве полярным «Робинзоном» более месяца. Фамилия его Вавилов, звать Павлом Ивановичем. Он был на «Сибирякове» кочегаром, уроженец архангельского пригорода Соломбала, коренной северянин, помор. Увидели его с мостика парохода «Сакко», шедшего из Тикси к Диксону, но снять с острова не могли из-за сильного волнения моря. Капитан сообщил о нем, как только прибыл на Диксон, и оттуда был послан самолет. На третьи сутки «Робинзон» был снят с острова полярным летчиком Черевичным и доставлен на Диксон».
— Все точно изложил Арсений Григорьевич, — комментировал Иван Иванович эту страницу и, предавшись воспоминаниям, начал рассказывать: — Ежели по совести, то временами неловко было нам, полярникам, слушать радио. Бои близ Волги, бои на Кавказе, чуть ли не половина Европейской России под немецким сапогом, а у нас в Арктике тишина, почти как в мирное время. Об этом и толковали ребята нашего экипажа двадцать пятого августа в Усть-Таймыре, когда опустились там после очередной ледовой разведки. Вскоре, однако, убедились в своей неправоте. Только успели пообедать, бац! — срочная с Диксона, из штаба моропераций: потоплен рейдером «Сибиряков», всем остальным судам приказано немедленно входить в лед… Н-да, картина невеселая. Командиру второй «гидры», что была тогда в Усть-Таймыре, Черепкову штаб приказал срочно лететь на Диксон. Стартовал он тотчас же, улетел и бесследно исчез, бедняга. Надо, думать, сбили его зенитчики «Шеера». А мне поручалось штабом обеспечить разведку для ледокола «Красин», чтобы смог он втянуть как можно скорее свой караван во льды и тем обезопасить его от германского рейдера.
