* * *
На фотографии был изображен коренастый мужчина с массивной челюстью и бесстрашными глазами. Под снимком было написано: Стенли Толлер, начальник полиции 1932–1964. Рядом с фото висела обрамленная в рамку копия картины Нормана Рокуэлла «Беглец».
Кабинет был в форме правильного куба с двойными окнами, выходящими во двор. В это вечернее время двор был пуст.
— Оставьте свои медицинские термины, док, и объясните все на нормальном английском языке, — сказал лейтенант Рэй Флорум, начальник полиции западного побережья Бриджа. — Так что вы хотели сказать об этом утопленнике?
— Я пытаюсь объяснить вам, — медленно и терпеливо разъяснял доктор Дифорс. — Этот человек умер не от того, что захлебнулся.
Рэй Флорум откинулся на спинку высокого деревянного стула, тот затрещал под его тяжестью. Лейтенант был грузным человеком, что являлось причиной насмешек сослуживцев. У него было широкое округлое лицо с кожей темно-коричневого цвета, узкие, словно постоянно прицеливающиеся глаза и большой красный нос, пепельные волосы были подстрижены ежиком. Он носил коричневую форменную рубашку не потому, что ему это нравилось, а потому, что должен был носить.
— Что же дальше, — сказал Флорум, растягивая слова. — От чего он умер?
— Он был отравлен, — сказал доктор Дифорс.
Флорум откинулся на стуле, скрестив руки на животе.
— О'кей, док. Я весь внимание.
— Этот человек умер прежде, чем коснулся воды, — вздохнул доктор Дифорс. — Это не скроется от глаз Флоуера, а тем более медицинских экспертов. — Флорум хмыкнул, но промолчал. — Взгляните — на груди этого человека есть маленькая колотая рана, которую можно было бы принять за повреждение, полученное от удара о камни. Эта рана натолкнула меня на мысль взять анализ крови из аорты, где скапливается яд; смерть наступила примерно через двадцать минут. Это какой-то необычный яд, вызывающий аритмию сердца.
Флорум щелкнул пальцами.
— Ясно! Сердечный приступ.
— Да.
— Вы уверены?
— Насчет яда, да. Я сделал несколько тестов. В ином случае я бы не пришел сюда. Кроме того, я установил, что то, чем был проколот убитый, должно было остаться в его теле.
— Выходной раны нет?
— Нет.
— Оно могло выскочить от удара. Или в море…
— Или было вытащено из тела после того, как оно упало.
— Что вы говорите, док… — Он сделал паузу, отбросив снимки в сторону. — Этот парень Барри Браум, работавший одно время в агентстве Сэма Голдмэна, был убит? Да еще таким способом? Зачем? Он жил один. Ни жены, ни друга… — Флорум замялся. — У него есть сестра в Куинсе, с которой мы уже разговаривали. Мы обыскали дом. Ничего. Никаких следов взлома, ничего не пропало. Машина стоит на том же месте, где он ее оставил. Словом, ничего.
— И все — таки все было именно так, — сказал доктор Дифорс, зная, что он подобрался, наконец, к тому моменту, которого боялся с тех нор, как обнаружил рану и взял анализ крови покойного. Это невозможно, говорил он себе, но тесты свидетельствовали об обратном. Он по-прежнему сидел в комнате с Рэем Флорумом, но мысленно находился далеко.
— Этот яд, — продолжал доктор, — очень специфичный. — Он вытер ладони о брюки. Давненько он не замечал, чтобы его ладони потели. — Мне приходилось с ним встречаться, когда я служил в армии.
— Во время войны? — спросил Флорум. — Но боже ты мой, это было тридцать пять лет назад. Вы хотите сказать…
— Я не могу забыть этот яд, Рэй, сколько бы лет не прошло. За одну ночь погиб весь патруль. Пять человек. Только одному удалось добраться до лагеря. Мы не слышали выстрелов, не было никаких лишних звуков, кроме щебетания птиц и трескотни насекомых. Тишина была поразительная после того, как нас целую неделю обстреливали с утра до вечера. — Доктор Дифорс глубоко вздохнул, прежде чем продолжить.
— Как бы то ни было, солдаты принесли ко мне выжившего патрульного, совсем еще мальчишку. Ему было не больше девятнадцати. Он был еще жив, и я стал работать над ним. Я пытался спасти его, делал все возможное, но это оказалось бесполезным. Он умер на моих глазах.
— Его смерть была похожа на эту?
Доктор Дифорс уныло кивнул.
— Одно и то же.
* * *
